– Экипаж, – сказала Корнелия, наблюдая, как он налегает на дверь плечом, обтянутым темно-синим плащом превосходного качества. Дверь неохотно, со скрипом, поддалась и открылась.
Гарри отряхнул плечо и вошел внутрь.
– Боже мой.
– Что там такое? – Женщины сгрудились у него за спиной.
– Кроме паутины? – беспечно отозвался Гарри. – Похоже, берлин.[11] Которому, на мой взгляд, лет двадцать, никак не меньше.
– Истинная правда, – подтвердил Морком с мрачным удовлетворением. – Важная была в свое время карета.
– Надо думать, – слабым от еле сдерживаемого смеха голосом сказала Корнелия. Она встала рядом с Гарри, чтобы осмотреть громаду закругленного кузова. – Она похожа на гигантскую чайную чашку.
– Обита малиновым шелком, – с благоговейным трепетом проговорила Ливия, которая, приподнявшись на цыпочки, заглядывала внутрь через покрытое коркой грязи окно кареты. Она открыла дверцу, подняв облачко пыли, и чихнула. – Впрочем, изрядно траченным молью.
– Да, ездить с визитами в ней невозможно, – объявила Аурелия.
– Леди Софии она была как раз, – заявил Морком.
Гарри почувствовал, как Корнелия рядом трясется от смеха. Он посмотрел на нее, и она прикрыла рот рукой. Глаза ее озорно горели.
– Ну не скажите, – с серьезным видом отозвался Гарри, глаза у которого тоже смеялись. – Быть может, ее удастся починить, и она еще послужит. Вы только представьте себе, какое впечатление произведете в городе.
– Не стоит и пытаться, – сказала Ливия.
– Думаю, мы произвели бы сенсацию, – сказала Корнелия, внезапно увлекаясь этой нелепой идеей. – Отчего бы нам не побыть немного эксцентричными? Вы только вообразите: дамы с Кавендиш-сквер разъезжают по городу в этом обитом малиновым шелком великолепии, пусть даже и немного побитом молью. Мы не сможем остаться незамеченными.
– Истинная правда, – согласился Гарри. Пошутив вначале, теперь он, как и Корнелия, усмотрел в этом абсурдном решении рациональное зерно.
– Надо смотреть правде в глаза, – оживилась Корнелия. – Мы – ничем не примечательные женщины, не дебютантки, у нас нет ни выдающейся красоты, ни богатства, мы не самых знатных фамилий. Чтобы нас заметили, нам следует быть эксцентричными.
– По-моему, вы к себе несправедливы, – подал голос Гарри. – И тем не менее…
– И тем не менее Нелл права. – Аурелия издала смешок. – Нас будут называть дамами в чайной чашке.
Подруги расхохотались, а Гарри в очередной раз подумал, что никогда еще не встречал таких необыкновенных женщин. Корнелия его очаровала, но весело ему было с любой из них.
– Если угодно, я пришлю к вам своего каретных дел мастера. Пусть он посмотрит, что необходимо сделать, чтобы эта… эта чайная чашка… снова смогла передвигаться. – Он осторожно закрыл дверцу кареты. – Вам понадобится по крайней мере пара лошадей.
– Морком утверждает, что может это устроить, – поспешила заверить его Корнелия, предупреждая дальнейшие щедрые предложения с его стороны. В том, чтобы он прислал своего мастера, который починил бы карету, она не усмотрела ровно ничего дурного: они сами с ним расплатятся. Другое дело лошади.
Гарри пожал плечами.
– Как вам будет угодно.
Морком с благоговением расхаживал вокруг кареты.
– Эх, до чего ж великолепное было зрелище, просто загляденье, когда леди София выезжала куда-нибудь вечером. Кринолин был такой пышный, что ей приходилось протискиваться в карету боком. А прическа – вся напудрена и уложена так высоко, что задевала за потолок.
Женщины, потрясенные этим необычным для Моркома красноречием, молча уставились на него. Внезапно сконфузившись, Морком закашлялся и прошествовал к выходу.
– Я запру.
Все вышли за ним, и Гарри закрыл тяжелые двери. Морком непременно хотел запереть сарай самолично.
Гарри спешился в грязном переулке перед «Георгием и драконом». В нос ударило зловоние. Увидев вонючую лужу, в которую опустился его до блеска начищенный сапог с отворотом, он брезгливо поморщился. Его агенты вышли на след Найджела Дагенема, который привел их в эту клоаку лондонского Ист-Энда. Несмотря на свою досаду на молодого человека, Гарри проникся к нему некоторым сочувствием.
Он передал поводья своего гнедого Эрику, взгляд которого был устремлен куда-то вдаль, словно он старался не замечать того, что его окружает.
– Мне пока поводить их, милорд? Не годится им тут стоять. – Голос Эрика заглушался платком, которым он зажимал нос и рот.
– Ты, верно, хотел сказать, тебе не годится, – поправил его Гарри, криво усмехаясь.
– Что до этого, милорд, то ведь здесь сплошь зараза, – отвечал Эрик. – Тиф, скарлатина и бог знает что еще. – Он укоризненно вздохнул.
– Тебе не придется ждать более десяти минут, – пообещал Гарри и вошел в смрадные пределы гостиницы. – Эй, хозяин! – крикнул он, постучав хлыстом по грязной стойке.
Откуда-то из недр заведения шаркающей походкой к нему вышел человек со сломанным носом и вялым, рыхлым телом бывшего боксера.
– У вас, кажется, проживает один джентльмен? – в конце концов потерял терпение Гарри, когда ему стало казаться, что молчание будет длиться вечно.
– Уже не проживает, – ответил мужчина. – Сделал ноги. Снялся с якоря среди ночи, не заплатив за постой. Ни фартинга. Надо было бы на него сторожа напустить.
– Безусловно, – сказал Гарри. – Хотя что-то сомневаюсь, приятель, чтобы сторож часто появлялся в здешних краях.
Он нетерпеливо застучал по стойке хлыстом в нарастающем темпе.
– Покажите мне его комнату.
– Вверх по лестнице.
Поднявшись по шатким ступеням, Гарри увидел перед собой просевшую дверь. Он отворил ее и вошел в опустевший номер.
– Вот дуралей, – пробормотал Гарри, озираясь по сторонам. Пнув ногой пустую бутылку из-под бренди, он поморщился. Парень, должно быть, порядком набрался, если пил это. Повезло, если жив остался.
Гарри осмотрел немногочисленную мебель, стянул с кровати рваное лоскутное одеяло и перевернул матрас. Он не упускал из внимания ни одной детали, но не обнаружил ни единого намека на то, куда мог податься Дагенем. И никакого намека на то, почему он бежал.
Гарри вернулся в пивную. Он снова пробарабанил по стойке свою мелодию, и мужчина появился опять.
– Пока он здесь жил, к нему кто-нибудь наведывался?
– Может, да, а может, нет, – ответил хозяин, взгляд у которого тут же сделался хитрым.
Гарри положил на стойку соверен и, дождавшись, пока мужчина заметит монетку, накрыл ее рукой.
– Отчего бы нам не потолковать об этом «может»?
Глаза хозяина заметались по сторонам, по темным углам всей пустынной пивной, затем остановились на руке в перчатке, прикрывавшей монету.
