– Твой брат всегда преувеличивает.
– Но не на этот раз. Ты убеждала этих крестьян следовать за тобой туда, где они могли встретить смерть.
– Я не хотела привести их к смерти. – Она снова поставила бокал на стол, ощутив тупую боль в голове. – Но если я вдохновила их не смиряться с попытками Пита вечно держать их в страхе, я рада.
– Ты была сильной и несгибаемой, как дуб, пока мы не добрались до замка Соммервиля. А теперь ты ведешь себя как преступница, обязанная предстать перед судом и ожидающая кары. Ты с испугом оглядываешься на каждый угол и вздрагиваешь от каждого звука.
– Со мной все в порядке.
Взяв в руки бутылку, она снова наполнила свой бокал, сделала большой глоток, но тут заметила, что от вина дрожь в руках усиливается. Если бы они дрожали так же сильно, как сейчас, когда она стояла лицом к лицу с Питом и его бандой оборванцев, она не смогла бы сразиться ни с одним из них.
– Не лги мне, Авиза.
Он взял у нее бокал и поставил его на стол рядом со своим, взял ее руки в свои и сжал их, держа в ладонях.
– Сейчас ты дрожишь, как лист на этом крепком дубе. Что тебя беспокоит так сильно, в то время как тебе следовало бы радоваться, что ты благополучно добралась до замка де Соммервиля?
– Я должна понять, сколько еще могу потерять, – ответила она тихо.
– Ты же знаешь, что я дал клятву помочь спасти твою сестру и сделаю, что обещал.
Он поднес ее руку к губам, влажным от вина.
Когда его губы коснулись ее кожи, тело ее содрогнулось от сильной дрожи, а пальцы крепко сжали его руку. Испуганная тем, что сильная страсть разливается в ней мощной рекой, она подалась к нему, чтобы спрятаться в его объятиях.
Его нежная улыбка вызвала в ней знакомое томление, переросшее теперь в непреодолимую потребность. Понимая, что это безумие, Авиза тем не менее жаждала его губ, его поцелуев, требовательных, пламенных, дающих радость, которую ей хотелось превратить в реальность, хотелось, чтобы она не оставалась только мечтой. Дыхание обжигало ей горло, а сердце билось так громко, что Кристиан, должно быть, слышал его.
– Авиза... – Его дыхание стало таким же прерывистым, как и ее. – Если бы ты не должна была дежурить при Болдуине, я попросил бы тебя полечить меня.
– Твои раны...
– Могли бы быть исцелены одним прикосновением твоей кожи к моей. Мы нынче ночью будем ухаживать за Болдуином, Авиза, но как только он будет вне опасности, я хочу, чтобы ты поухаживала за мной.
Прежде чем выпустить ее из объятий, он прильнул к ее губам обжигающим поцелуем.
Авиза неуверенно шарила по столу в поисках своего бокала, пока Кристиан вышел в соседнюю комнату, где спал паж. Пальцы ее дрожали так сильно, что она расплескала вино на стол. Накануне она сразила испуганного разбойника, использовав искусство, которому ее обучили. Но борьбу, происходившую в ней, томление по Кристиану, вступившее в противоречие с обетами, принесенными аббатству, она выиграть не могла, потому что в обители ее этому не научили. И ей не хотелось вести эту борьбу. Ей хотелось сдаться, пойти навстречу наслаждению, упасть в его объятия.
«Ты принадлежишь аббатству Святого Иуды. Ты сестра этого аббатства. Неправильно, если ты будешь с ним».
– Замолчи! – прикрикнула она в ответ на этот предательский голосок. Она не знала, как заставить его замолчать. А ей хотелось, чтобы он смолк хотя бы на одну эту ночь.
Болдуин выпил отвар и вернул Авизе чашу. Он поморщился и сказал:
– Мне надоело спать.
– Сон – самое лучшее лекарство. – Она накрыла его шкурой поверх одеяла, когда он снова улегся в постель. – Скоро ты будешь веселиться на празднике Рождества.
Мальчик пробормотал в ответ что-то невнятное. Вынося пустую чашу из комнаты, Авиза порадовалась, что плечо больше не болит. Она наклонилась, чтобы вымыть чашу в ведре с водой, стоявшем возле окна, закрытого ставнями. С момента их прибытия в замок лорда де Соммервиля прошло два дня. За эти два дня Болдуин немного окреп, но ее надежда получить помощь из аббатства становилась все слабее. Когда большой зал замка убирали зелеными ветками, она не могла присоединиться к украшавшим в радостном предвкушении праздника.
Шаги смолкли у двери. Она подняла голову и различила высокую тень. Сердце ее забилось болезненно и глухо, но тотчас же радость испарилась. Тень принадлежала Гаю. Он был один, и это ее удивило. Теперь, когда ему не надо было притворяться тяжело раненным, Авиза предполагала, что он будет гоняться за всеми служанками в замке, намереваясь соблазнить каждую.
Поднявшись, она сказала:
– Если ты ищешь Кристиана, то его здесь нет.
– Знаю, он беседует с де Соммервилем в зале. – Гай улыбнулся. – Похоже, наш хозяин изменил свое мнение насчет моего брата и счел его достойным ночевать под своей кровлей.
– Если хочешь отдохнуть, – сказала Авиза, делая шаг к дальней комнате, – я уйду.
– Нет нужды тебе уходить. – Он протянул к ней руку. – Ты могла бы пойти со мной.
Она посмотрела на него мрачно и неодобрительно. Судя по его улыбке, это не оказало на него ни малейшего воздействия.
– Прекрасная Авиза, нет нужды отрицать правду.
– И в чем заключается эта правда?
– В том, что ты не принадлежишь моему брату.
– Готова с этим согласиться.
Авиза все еще продолжала удивляться тому, что жизнь в аббатстве так надежно защищала ее от безрадостной участи столь многих женщин. Она с отвращением подумала, что если бы ее не отправили в аббатство, то она оставалась бы во власти отца до тех пор, пока он не устроил бы ее брак, а после замужества принадлежала бы супругу, как собака или лошадь. Но ей хотелось быть с Кристианом и стать частью его жизни.
Гай положил руку на край широкого подоконника.
– Приятно, что ты говоришь это, прекрасная Авиза.
Отстраняясь от Гая и его пахнущего элем дыхания, Авиза заметила, что он и другую руку положил на подоконник, преграждая ей путь. Она не могла убежать, разве что через окно.
– Мне надо наведаться к Болдуину.
– Ты только что проведывала его.
Он подался ближе к ней. Подоконник врезался Авизе в спину.
– Выпусти меня! – Она попыталась оттолкнуть Гая.
– Почему? – усмехнулся он. – Ты еще не знакома с моими лучшими качествами.
– Мне незачем с ними знакомиться. Я уже наслышана о них.
Он красовался перед ней, как петух перед курами.
– Другие женщины сказали бы тебе, что ты ведешь себя глупо, лишаясь восторгов, которые мы могли бы разделить?
Она подумала, как несправедлива была к Кристиану, когда сочла его надменным. Его брат перещеголял его.
– Лишения – благо для души, – нашлась она.
– Значит, ты поэтому не в постели Кристиана?
