— А разве вы еще не прочно стоите на ногах? Почему? Как идут у него дела?
Я сказала, что не знаю, но думаю, что все обстоит хорошо.
— Разве он не говорит с вами об этом?
— Я не спрашиваю, — ответила я с достоинством. — Мне кажется, это его мужское дело, а мое — забота о доме.
— Какой вздор! — воскликнула миссис Скелтон, и ее тон обескуражил меня. — Уверена, что эту мысль внушил вам Нэд. На вашем месте я бы обязательно поинтересовалась его делами.
Однако дела Нэда меня не беспокоили. Он по-прежнему был весел, и нам было хорошо вместе. Правда, денег все время не хватало, и в последние недели мы стали реже бывать в театрах и кино. Но я находила эту бережливость Нэда вполне разумной и была рада, что наконец он начал новую жизнь. Благоразумие никогда прежде не было его отличительной чертой.
Меня больше взволновало замечание миссис Скелтон о внуках, ибо мне хотелось ребенка. Как я уже говорила, мое безделье угнетало меня.
В один из вечеров после Нового года я попробовала поговорить об этом с Каролиной: мы с ней решили вместе пообедать. Наши мужья были в отъезде — ее муж уехал по делам за границу, а Нэд находился в Суффолке, где показывал дома клиенту, собиравшемуся поселиться в тех краях.
— Почему не иметь их, если можешь, — ответила мне Каролина. — У меня, очевидно, детей не будет. Во всяком случае, до сих пор мне в этом, как видишь, не везло.
Она показалась мне глубоко несчастной, и эта перемена в ней испугала меня.
— Но ты совсем недавно замужем, — сказала я.
— Достаточно давно, чтобы задуматься над этим. Не то, чтобы мне очень хотелось иметь малыша, но мужу хочется. Он спит и видит кучу ребятишек, которые лезут к нему на колени и мажут его вареньем. Он уже упрекнул меня в том, что я бесплодна. Очень благородно с его стороны, правда?
Она еще никогда не была со мной так откровенна; потребность высказаться, услышать слова утешения и сочувственного негодования была в ней столь велика, что поборола ее природную сдержанность. Ее муж, как я поняла, только об этом думал и говорил.
— Должна признаться, порой мне кажется, что это его вина. Но, честное слово, милочка, зная его, никто бы не поверил в это.
Никто из нас толком не разбирался в этом вопросе.
— Это стало у него навязчивой идеей. Я говорю ему: дай мне время, ведь мне нет еще и двадцати одного года. Но он утверждает, что возраст здесь ни при чем, если бы у меня было все нормально. Я начинаю чувствовать себя ярмарочным уродом, — сказала Каролина уже с нотками прежней бравады в голосе и тут же, переменив тему, стала расспрашивать меня об успехах Нэда.
Я сказала, что дела его идут хорошо. (В этот день у меня были все основания думать так.)
— Он разрешает тебе приглашать друзей?
— Он бы ничего не имел против, — ответила я, стараясь быть лояльной по отношению к Нэду, — но мне самой кажется, что мы все уже выросли из этих забав. — Я пожаловалась, что очень тоскую, когда Нэд в отъезде.
— Как бы мне хотелось сказать это о своем муже! Но только представлю, как он входит, как пристально оглядывает меня и начинает тут же расспрашивать и считать дни, в такие минуты мое сердце колотится отнюдь не от радости.
Несмотря на то что она решила не говорить о муже, она то и дело снова заговаривала о нем. Она рассказала мне о многом, чего я прежде не знала, о том, как он великодушен и добр со своими друзьями и как совсем по-иному относится к ее друзьям; о непостижимости его характера и странных приступах чувственности, о болезненной и беспричинной скрытности.
— Когда по утрам приходит почта, он хватает свои письма, прячется куда-нибудь в угол и, лишь повернувшись ко мне спиной, открывает их. Он похож в это время на белку, укравшую орех. Будто мне интересны его письма! Тем более, я уверена, большинство из них касается его коллекции марок. Скажи, Нэд позволяет тебе читать его письма?
Я с гордостью ответила утвердительно. Когда он уезжает, он даже просит меня вскрывать его почту и пересылать ему все наиболее важное.
— Как он доверяет тебе! — воскликнула Каролина. — Счастливая. — А затем сказала мрачно: — Проклятая белка со своими проклятыми орехами.
Именно одно из таких писем, адресованных Нэду, я вскрыла утром того дня, и оно вселило в меня спокойствие и уверенность.
У меня никогда еще не было текущего счета в банке, и, поскольку всеми денежными делами обычно ведала Эмили, я не представляла, как может выглядеть банковское извещение о вкладах. Поэтому, вскрыв письмо и пробежав его без особого интереса глазами, я хотела было отложить его в сторону, как вдруг мой взгляд остановился на цифрах, которые, как мне показалось, должны были иметь какое-то отношение к финансовому положению Нэда: три жирно выведенные красными чернилами цифры. Итак, решила я с удовлетворением, миссис Скелтон ошиблась, дела у Нэда идут отлично.
Когда он вернулся домой, я от радости ног под собой не чуяла. У меня появился даже тот несколько игривый тон, который, я чувствовала, мне совсем не шел, но который иногда забавлял Нэда.
— Я хочу, чтобы ты мне сделал подарок, — сказала я, усаживаясь на ручку его кресла. — Обещай мне.
— Никаких неосторожных обещаний, — ответил Нэд. — Что это?
— Я подумала, что было бы неплохо купить мне меховую шубку. Я так боюсь холода. Конечно, не очень дорогую, — поспешно добавила я.
Он посмотрел на меня.
— Я с удовольствием купил бы тебе шубку, Крис, если бы мы могли себе это позволить. Подожди, когда мы выкарабкаемся.
— Но мы уже выкарабкались! — торжествующе воскликнула я. — Милый, вот я тебя и поймала! Я считаю, что дела у нас идут просто великолепно.
Лицо Нэда приняло довольно странное выражение. Он спросил, как понимать мои слова и в чем я поймала его. Все так же шаловливо (когда я вспоминаю об этом, я до сих пор ежусь от стыда, ибо легче видеть себя смешной сейчас, чем в годы юности) я подошла к его столу, вынула из ящика банковское извещение и, торжественно положив его на диванную подушку, с видом королевского герольда, вручающего Золушке ее хрустальный башмачок, преподнесла его Нэду.
— Вот! — воскликнула я. — У нас в банке 842 фунта, 7 шиллингов и 5 пенсов. И после этого ты смеешь говорить, что не можешь купить мне шубку?
Нэд взял в руки извещение. Какой-то миг его лицо не выражало ничего, словно он спал с открытыми глазами. А затем оно все залилось краской и как-то даже вздулось. Губы его плотно сжались.
Я все еще держала в руках подушку, но он сильным ударом выбил ее у меня из рук.
— Дура! — воскликнул он. — Так вот как ты решила пошутить!
Я была напугана и растеряна.
