Кинкейд смотрел на ее бледное лицо. Глаза девушки были опущены, он не видел их, но чувствовал жар этой лазурной синевы.
— Ты можешь видеть недоступное, предсказывать, это верно, — признал Кинкейд. — Но ведьма — это что-то злое. В тебе же, девочка, я вижу только добро и любовь. Твоя душа чиста и невинна, так же как моя черна и порочна.
Девушка вздрогнула в его объятиях.
— Не говори так о себе. Ты хороший человек. Все, что было в прошлом, не лишает тебя права на свою долю счастья. Мы еще сможем начать новую жизнь.
— Ну, опять… — сквозь зубы произнес он.
— Да опять. И опять. Я ведь люблю тебя, бестолковая твоя шотландская голова. И ты любишь меня. И знаешь это. Так?
— Признать, что я люблю тебя, легко и приятно. Вся сложность в том, что ты ждешь от меня, милая.
— Чтобы ты женился на мне. — Бесс повернулась к нему лицом. — Ты отныне не нищий наемник. Золото, которое ты извлек из-под этого водопада, делает тебя богатым и независимым.
Ну где, где еще он найдет такую женщину? Нигде. Она особенная, совершенно удивительная, одна на миллион. Он всегда будет тосковать по этим шелковистым локонам, по низкому хрипловатому голосу…
— Ах, Бесс, — выдохнул Кинкейд. — Ах ты, моя Бесс.
Склонившись к ее лицу, он нежно коснулся мягких губ, вкусил их яблочную сладость.
Лишь на несколько секунд он представил себя мужем Бесс, хозяином «Дара судьбы»… Что за жизнь будет у него — рубить леса, возделывать землю… встречать весны, зимы… любоваться на Бесс… растить детей… видеть любимую с младенцем у груди… Нет!
— Нет, Бесс, — повторил он вслух, убеждая скорее себя, чем ее. — Мы с тобой опоздали. Я доставлю тебя к родному порогу. Живи на своей прекрасной земле. А я… Пройдет время, и ты забудешь обо мне. Ты встретишь хорошего человека, который будет достоин тебя.
— Не говори так, — ответила Бесс. — Разве ты недостоин меня? Да ты обманываешь самого себя, утверждая это!
— Почему интересно?
— Потому что ты трус, потому что ты боишься позволить себе любить и быть любимым. Твоя первая жена предала тебя. Конечно, легче от всего отказаться, чем рисковать еще раз! — с жаром сказала Бесс.
Проглотив горькие, резкие слова, рвавшиеся с языка, Кинкейд вскочил, схватил пистолет и вышел на дождь. Тот хлестал, пропитывая одежду, волосы, но какое это имело значение! Он понимал, что глупо, опасно вот так разгуливать, подставляясь под стрелы дикарей-карибов, дразня голодных хищников, но ему просто необходимо было побыть одному, подальше от Бесс. И подумать. Он понимал, что если расстанется с Бесс, то, конечно же, никогда не купит и не возделает ни клочка земли, ни на шаг не отступит от жестокого своего промысла. Он найдет себе врага, он найдет себе клинок и мушкет, он найдет себе войну одну, другую, пятую… Свою долю золота он промотает в кабаках и борделях. А когда наконец удача изменит ему, на могиле его некому будет поплакать, некому будет даже начертать на надгробном камне имя.
Назвать его трусом было смертельным оскорблением. Но Бесс сделала это. И, Боже всемогущий, она права. Он никогда в жизни так не боялся. Он хотел верить ее словам любви, но боялся! Он хотел научиться верить этой женщине, но не знал как.
Хочет ли он увидеть Бесс Беннет своей женой? Да, черт побери, хочет. Его страшило другое. Сможет ли ои удержать ее? Вдруг она бросит его, предпочтет ему другого мужчину?.. Видит Бог, тот случай с Жильен не должен повториться. Чувства, которые оживила, распалила в нем Бесс, даже сравниться не могли с его «первой любовью» к Жильен. Бесс почти лишила его разума. Так что если он женится на Бесс, хочешь не хочешь, ее придется держать крепко, чего бы то ни стоило.
Вдруг, почуяв опасность, он крутанулся на месте. Из зарослей прямо на него смотрели сверкающие зеленые, полные ярости глаза!
— Пошел отсюда, ну! — Кинкейд громко хлопнул в ладоши. — Пошел! Фьють! — свистнул он оглушительно. — Пожалуй, мне надо жениться, — пробормотал, помолчав. — Видно, я уже совсем не в себе — стою здесь, с ягуаром беседую.
Он повернулся и пошел к очагу. К Бесс. Девушка сидела нахохлившись и не отрываясь смотрела на огонь.
— Простишь глупого человека? — громко произнес Кинкейд.
Ее лицо озарила улыбка ясная, как солнечный день.
— Кинкейд! — Бесс просто бросилась к нему в объятия.
Он прижимал ее к себе, радуясь теплому податливому женскому телу. Он думал, как же дорога ему эта девушка — дороже всего золота, которое за все века испанцы награбили у индейцев. Потом он поцеловал ее долгим и страстным поцелуем.
— Не знаю уж, как тебя будут величать, — грубовато сказал шотландец, отрываясь от ее уст. — Я даже не имею понятия, имя ли мое Кинкейд или фамилия.
— Я тоже думала об этом, — отозвалась Бесс. — По-моему, Роберт вполне подойдет. Госпожа Роберт Кинкейд к вашим услугам, — лукаво улыбнулась она.
— Ах ты, коварная и хитрая лиса! Значит, ты уже все продумала!
Кинкейд пробежал губами по ее грациозной белой шее, потом по плечам, потом ниже, где в вырезе рубашки круглились груди.
Бесс тихо засмеялась и обвила его руками.
— Я слишком долго жду официального предложения.
— Кто тебе сказал, что я собираюсь делать предложение? Я просто размышляю — «если бы, тогда», «представим, что» и так далее.
— Не ждите, господин Роберт Кинкейд! — ласково пожурила она его между поцелуями. — Ваши слова я восприняла как намерение сохранить честное имя женщины. Короче, я принимаю ваше предложение.
— Да? Ты… ты серьезно? — глухо выговорил Кинкейд, пытаясь сохранять солидный и достойный вид, в то время как сердце колотилось неистово, а тело обмякло, как у человека, только что вытащенного из штормового моря.
— Я люблю тебя, — тихо сказала Бесс. — Люблю больше, чем «Дар судьбы».
— Это впечатляет, — дразняще покусывая нижнюю пухлую губку девушки, пророкотал он.
— Но ты останешься для меня неисправимым правонарушителем и убежденным мошенником, и я не выйду за тебя замуж я не прощу тебя до тех пор, пока ты не вернешь мне мою Джинджер.
— А если ее уж на свете нет?
— Не хотелось бы этого.
— Ты кладешь на одни весы наш брак и свою старую кобылу?
— Во-первых, она не старая. А во-вторых, это в твоих интересах. Молись, чтобы с Джинджер все было в порядке. Я растила ее с рождения.
— Ну, ты и подарочек, Бесс, — вздохнул он.
— Разве? — Она положила его широкую ладонь себе на грудь. — Я так люблю тебя, Кинкейд.
— Это мы уже слышали, — пробормотал шотландец, наслаждаясь упругим ощущением под рукой.
Потом, сглотнув судорожно, прошелся по гибкому стану и сжал округлые мягкие ягодицы девушки. Она подняла голову, губы ее раскрылись, и он припал к ее ароматным устам.
