— Пригласите его, — буркнул герцог.
Отца уже не было, а значит, не было особой нужды хранить свою тайну, которую он собирался, но так и не успел поведать герцогу. Тогда отчего же он согласился встретиться с ненавистным Хантли?
Настанет день, когда его перестанет волновать, знает ли мир, что герцог Хэмптон едва владеет грамотой, но сейчас этот день пока не наступил. Ему необходимо утвердиться в нынешнем положении, войти в курс дел и завоевать уважение. К тому же он не хотел, чтобы об этом узнала Минерва, время еще не пришло. Так что придется выяснить, какую новую цену собирается запросить Хантли за свое молчание, и решить, стоит ли на нее соглашаться.
— Привет, Блейк, — воскликнул Джеффри, прошмыгнув мимо дворецкого, который, возмущенно вздернув подбородок, немедленно удалился. — Или теперь я должен к тебе обращаться как к сэру Хэмптону?
Вопиющая бесцеремонность Хантли, как обычно, не знала границ. Только обладая наглостью Джеффри, человек его положения мог обратиться к титулованной особе по имени. К старому герцогу этот нахальный тип, несомненно, обратился бы «ваша светлость». Блейк не придавал особого значения обращению и титулам, однако предпочел бы, чтобы Хантли обратился к нему так, как подобает. Блейк подтянул ноги, но не встал, приняв спокойный и решительный вид, который появлялся у него, когда он садился на лошадь или оказывался на фехтовальной дорожке. Он молча ждал, когда противник продолжит.
Холодный прием, по-видимому, ничуть не обеспокоил Хантли. Блейк так и не предложил ему присесть, поэтому он, оглядевшись в поисках кресла, уселся без приглашения.
— Так теперь ты герцог Хэмптон. В прошлом году я по случаю оказался в Мандевиле на тамошнем сельском празднике, ты ведь ни разу не снизошел до того, чтобы пригласить старого друга. Оказывается, у вас там просто великолепный парк.
Когда-то Блейк искренне сожалел о том, что не может пригласить в гости своего самого близкого школьного друга, поскольку его происхождение оставляло желать лучшего. Теперь он испытывал к нему отвращение, словно Хантли одним лишь своим присутствием замарал это место.
— Ты ведь явился не за тем, чтобы поболтать о достоинствах моего поместья. Давай к делу.
— Ладно. Поговорим обо мне. Ты слышал о дополнительных выборах в Уэстборо? Я проиграл. — Хантли ухмыльнулся с неким уничижительным обаянием, которое люди всегда воспринимали как свидетельство открытости. — Я угрохал на эти чертовы выборы уйму денег, ты же понимаешь. Эти избиратели настоящие прожорливые черти, а уж как охочи до выпивки! Должно быть, опустошили за мой счет запасы целой пивоварни, но, как в конце концов оказалось, им больше пришлось по вкусу пиво другой партии.
Блейк принял скучающий вид.
— Впрочем, Лоутер обещал, что, если я проиграю в Уэстборо, мне подыщут округ попроще, но все же я крепко поиздержался на этих выборах.
— Интересно, что бы они сказали, если бы узнали, откуда у тебя деньги?
— Я сказал Лоутеру, что мне повезло в картах.
— Повезло?
— Ты намекаешь, что я смошенничал тогда, играя в пикет?
Хантли всегда хорошо умел изобразить обиду. Только с помощью этого умения он добивался включения в команду по крикету или футболу — тем играм, участвовать в которых он не мог в силу своей исключительной неспортивности. Один полный горестного сожаления взгляд, и Блейк уговаривал своих друзей позволить Хантли играть. В те времена подобное покровительство казалось честным обменом.
Только теперь Блейк понимал, что уже тогда Хантли практиковался в вымогательстве.
— Ладно, я готов поверить, что ты играл честно.
— И ты был пьян, Блейк. Ты же не станешь утверждать, будто это я напоил тебя!
Нет Блейк сам был виноват, что напился той ночью.
И возможно, подписал кабальную долговую расписку. Он читал одинаково плохо, независимо от того, был ли он трезв или пьян. Какой смысл было спорить о прошлом.
— Чего ты хочешь?
— Замок Уорфилд. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю, не так ли?
— Ты хочешь стать кандидатом от самого маленького округа Англии?
— Я хочу место в парламенте, которое мне ничего не будет стоить. Ты вполне можешь подарить его мне.
— И?
— Это все.
Черта с два, все.
— С какой, собственно, стати я должен так расщедрится.
Блейку хотелось, чтобы Хантли разъяснил свою позицию и тем самым открыл карты.
— Это будет небольшим знаком благодарности за все те сочинения и упражнения, которые я писал за тебя. Это ведь такая мелочь. Уверен, что ты совсем не жаждешь, чтобы твоя молодая красавица жена узнала, почему ее супруг не способен написать ей любовное письмо, как и прочитать ответное.
Хантли взял со стола листок бумаги и сделал вид, будто читает, спотыкаясь на каждом слоге и безбожно перевирая слова Безусловно, это было преувеличение, но, к сожалению, не слишком большое. Сжав зубы, Блейк позволил своему недругу позабавиться.
— Это такая мелочь, — повторил Хантли. — И тебе это ничего не будет стоить.
— Пока тебе не понадобится еще что-нибудь.
— Подумай об этом, Блейк. Если я стану членом парламента от замка Уорфилд, ты станешь моим патроном. Я буду голосовать так, как ты скажешь, и никогда не раскрою твоей тайны. Таким образом, мы оба получим желаемое. Я — свою карьеру, ты — мое молчание.
Блейк попытался прикинуть последствия. Стоил ли верить словам Хантли, или он готовит почву для дальнейшего шантажа? И сможет ли Блейк примириться с таким положением? На короткое время, вероятно, сможет. Он выиграет время и к тому же не будет навязывать партии нежелательного для них кандидата. Гидеону этот тип, похоже, нравится.
Блейк резко поднялся и позвонил.
— Я должен проконсультироваться со своими советниками, — сказал он. — Я дам тебе знать.
Хантли открыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Не получив решительной отповеди, он понял, что одержал верх.
— Кто такой сэр Джон Норт?
— Троюродный кузен со стороны покойной матери герцога.
Минерва сделала пометку, испытывая благоговейный трепет перед герцогиней, знавшей обо всех родственных связях семейства Вандерлинов.
— Он просит рекомендации для поступления своего младшего сына в королевскую конную гвардию.
— Отошли это секретарю герцога. Военными вопросами занимается Хезерингтон.
Быть герцогиней означало заниматься множеством дел, о существовании которых Минерва никогда не задумывалась. Хотя, если быть честной, она вообще не особо задумывалась над своим радикально изменившимся статусом. Когда свекровь пригласила Минерву к себе в апартаменты, которые вскоре должны были перейти к невестке, она с удивлением обнаружила, что там, помимо уютной гостиной, спальни, личной ванной комнаты и прочих помещений, оказалась комната, обставленная как весьма комфортабельный кабинет. Поскольку семейство соблюдало строгий траур, общество тактично воздерживалось от приглашений и писем, требовавших обязательного ответа. Большую часть корреспонденции герцогини составляли просьбы о помощи, отчеты управляющих и выражения почтения от огромного количества родственников из самых отдаленных уголков империи. Многие письма были адресованы лично Минерве. Смена обладателей герцогской власти происходила с неумолимой скоростью.
