Однако, по словам отца Роберта, такие чувства естественны, и испытывать их не зазорно. Это не порочно? Она станет порочной, только если позволит чувству поработить себя.
А если не порочной, то слабой.
И потому сейчас нужно смело смотреть на причину своей слабости и в этом обретать силы для борьбы с собою. Со временем все теряет новизну, ко всему можно привыкнуть…
…Теперь они боролись, пытаясь столкнуть друг друга в воду.
Алина раздраженно думала — неужели они оба не понимают, как расстроена Джеанна, как нужно ей убедиться воочию, что Галеран не пострадал в схватке? Неужели не ясно, что Джеанна не обрадуется, если Галерана принесут в дом изувеченного их буйными играми?
Твердо упершись ногами в грубый ствол дерева, два друга вертелись, изгибались, толкались, с трудом сохраняя равновесие и скользя ладонями по мокрой коже, под гул одобрительных окликов с берега. Вот Галеран оступился и сел на ствол, и Алина злорадно отметила, что он, верно, ободрал себе зад о жесткую кору.
Снова вскочив на ноги, Галеран ухитрился столкнуть Рауля со ствола; тот полетел в воду, но успел схватить Галерана за руку и увлечь его вслед за собою.
Не успела Алина испугаться, как они оба уже вновь взобрались на ствол и, смеясь, уперлись ладонями друг другу в плечи.
Мужчины!
Но вот им надоело бороться, и они расцепились. Рауль потянулся, помотал головою, отряхивая воду, — молодой, здоровый зверь, довольный собой и миром.
А потом он повернулся в сторону частокола.
Алина слишком поздно вспомнила, какое у него острое зрение. Теперь она оказалась в ловушке. Несомненно, он разглядел и румянец на щеках, и даже, наверное, жадное нетерпение в глазах. Но она не повернулась спиною к неприятелю, не скрылась, поджав хвост. Это была часть их поединка.
Он улыбнулся и остался стоять на месте, только подбоченился.
Алина с великим трудом растянула губы в ответной улыбке. Рауль и глазом не моргнул, и она позволила взгляду бродить по его бесстыдно открытому телу.
Оттого-то она и увидела, как его член начинает разбухать и подниматься. Тогда она торопливо посмотрела ему в лицо. Он выразительно приподнял брови. Алина просто не могла отвернуться и отдать победу ему.
Почему, о господи, почему бы ему не уступить и не прикрыть наготу? Ведь Галеран, как она могла убедиться, бегло взглянув в его сторону, успел уже надеть штаны.
В отчаянии Алина нарочно стала разглядывать скипетр Рауля, надеясь, что он сникнет под ее смелым взором. Ho он и не собирался сникать; совсем наоборот… Алина нepвно сглотнула, решив стоять до конца. А потом Рауль исчез. Она сморгнула, и только тогда поняла, что Галеран столкнул друга на илистый берег, и оттуда уже доносился его смех.
Галеран посмотрел на Алину и взглядом приказал ей уйти.
Она встрепенулась и побежала прочь.
Матерь божья, заступница наша! Что же она наделала! Ведь это, конечно, грех. Вообще-то в том, чтобы смотреть на нагого мужчину, никакого греха нет, но это должно было быть грехом.
Да, грехом, причем не для нее одной, а и для него тоже, мстительно подумала Алина, только он не станет, как она, мучиться совестью.
Ей оставалось гадать, что скажет и сделает Галеран, и потому она благоразумно сбежала к Джеанне, укачивавшей малышку. Однако и здесь спрятаться не удалось, ибо вскоре появился Галеран, чисто вымытый, с влажными волосами.
На его лбу, в том месте, куда под ударом Рауля врезался шлем, темнел большой кровоподтек, но других увечий и ран заметно не было. Он покачал головою, глядя на Алину, но вид у него был не очень сердитый.
— Джеанна, не прогуляешься со мною?
Доната опять захныкала, и Джеанна с сомнением посмотрела на нее.
— Я все равно ничем не могу помочь ей, а есть она отказывается. Может, без меня быстрее успокоится.
Она отдала девочку Алине и ушла.
Джеанна осторожно ступала по грязному двору, пытаясь угадать, в каком настроении муж. Она едва не убила его, и он должен об этом знать.
Галеран привел ее на зеленый луг у реки. Мужчины уже вернулись к своим обычным занятиям, и над рекою воцарились мир и покой, хотя взбаламученная дикими играми вода еще была мутная.
— Я не ранен, — заговорил он.
— Нет, я вижу, ранен.
Галеран дотронулся до лба.
— Пустое. Таких синяков у меня много.
— Тебя могли бы ранить, — настаивала Джеанна, решив во что бы то ни стало раскрыть ему истину, — и, случись это, виновата была бы я.
— Да нет же, — улыбнулся он, ободряя ее. — Ребенок заплакал, вот и все.
— Этого ребенка вообще не было бы, если б не мое безумие!
Галеран помрачнел.
— Так ты намерена отныне брать на себя вину за все? Если так, прими и мою благодарность.
— Благодарность?
Он уселся на траву, обнял Джеанну, привлек ее к себе на колени. Она воспротивилась.
— Разве я малый ребенок, чтобы меня вот так успокаивать?
Галеран вздохнул и сильнее прижал ее к себе.
— Я всего лишь бережливый муж: стараюсь уберечь твое платье от мокрой травы.
Джеанна послушно приникла к нему.
— Так ты и впрямь не хочешь обнимать меня? — поддразнила она мужа.
— Нет, конечно, — парировал он, — когда я тебя обнимаю, мне сразу хочется завалить тебя.
Она припала к его груди.
— Галеран, я не вынесла бы и мысли о том, что опять причиняю тебе боль.
Онгладил ее по волосам.
— Не думай так, любовь моя, не опекай меня слишком. Ты врачевала мои раны, доставала занозы, клала припарки на мои усталые члены. Но, когда приходится, я все же должен сражаться.
Она повернула голову и взглянула на него.
— Раньше я всегда знала наверняка, что эти драки — забота глупых мужчин. Теперь же я — причина драки.
— Мы не пустились бы в столь утомительное путешествие, если б мужчины не запустили в наше дело своих грязных лап. И еще раз — спасибо тебе, — уже не шутливо, а серьезно промолвил он.
— Но за что?
— За то, что отвлекла меня. Цель учебного поединка — найти свои слабые места, с тем, чтобы устранить их. В следующий раз, когда Доната или другой младенец заплачет, это уже не заставит меня оглянуться.
— Ах, если бы так!
— Ну вот, ты видишь, — и он крепко поцеловал ее, — просто замечательно, что случилось так, как случилось.
— Все равно я очень испугалась.
— Если и так, — строго сказал Галеран, — тебе нельзя показать испуга. Не ослабляй меня, Джеанна.
— Я никогда не ослабляла тебя.
— Верно, никогда.
— Значит, я переменилась? — И Джеанна вернулась мыслями на два года назад, пытаясь сравнить себя тогдашнюю с собою теперешней. — Разве только материнство сделало меня мягче?
Рука Галерана скользнула по ее бедру.
— Для меня ты достаточна тверда. — Он дотронулся до ее грудей. — Особенно здесь… — Рука замерла. — Господи Иисусе. Ты здорова?
