И вот теперь это странное существо, немытое и голодное, которому нечего было противопоставить жестокости мира, кроме кроткого взгляда больших глаз и живого воображения. Правда, она была вынослива и нахальна, как все эти шальные уличные актеры, но он почувствовал в ней что-то такое, отчего угольки, запрятанные в глубине его души, стали разгораться, как от дуновения ветра.
В девушке крылось столько нерастраченной нежности, она оказалась ранима, как брошенный ребенок, хотя это плохо сочеталось с ее дерзким языком и непробиваемым панцирем беззаботности.
И хотя и волосы, и лицо, и лохмотья покрывал слой грязи и сажи, под всем этим просматривалось безыскусное очарование.
– Какая горестная история, – прокомментировал Айдан.
Она одарила обоих улыбкой, словно луч солнца прорвал грозовые облака.
– Плохо только, что все это враки, – заметил Донал Ог.
– Лучше бы вы говорили по-английски. – Девушка с осуждением взглянула на него. – Хотя, если вы опять начнете называть меня полоумной или лгуньей, ну и тому подобное, лучше уж болтайте на своем ирландском.
Донал Ог покраснел до кончиков ушей.
– Ладно, хватит тебе кривляться! Не та публика, – выпалил он наконец по-английски. – Нам с Айданом вполне достаточно правды.
– Вижу. – Пиппа под воздействием пива начала растягивать слова. – Значит, мне действительно стоит рассказать вам всю правду и честно признаться, кто я есть.
Из дневника Ларк де Лэйси, графини Вимберлийской
Участь матери – радоваться и печалиться одновременно. Так было всегда, но осознание этого никогда не облегчало мою печаль и не уменьшало мою радость.
В начале своего правления королева даровала нашей семье земли в графстве Керри, но вплоть до последнего времени Манстер фигурировал только в нашем титуле, оставаясь принадлежностью ирландцев.
Теперь же, совершенно неожиданно, от нас стали ожидать каких-то действий.
Сегодня мой сын Ричард получил от королевы патент на офицерский чин. Хотелось бы знать, пришло бы в голову советникам королевы облачить сына властью командовать армией, знай они его хоть отчасти, хоть на мгновение таким, каким вижу его я, улыбающимся юношей с испачканными травой локтями и нежностью невинного сердца, которую излучает его взор.
Боже мой! Кажется, только вчера я держала эту светлую головку с шелковистыми волосиками у своей груди и приводила в ужас всю округу, отказываясь от кормилицы.
А сегодня они хотят, чтобы он, по непонятной ему причине, повел целое войско взрослых мужчин в бой за земли, до которых ему никогда не было никакой нужды.
Сердце мое сжимается от предчувствий, и я изо всех сил цепляюсь за все то, что мне так дорого: пятерых взрослых детей, мужа и святую веру в Бога, которая только однажды, очень давно была поколеблена.
– Сам себе не верю, что ты прихватил ее с собой, – простонал Донал Ог на следующий день, выходя на окруженный стенами двор монастыря братства крестоносцев.
Лорд Ламли, остававшийся несгибаемым католиком и, хоть это невероятно, долгое время королевским фаворитом, предоставил в распоряжение Айдана как высокопоставленного гостя дом и владения, расположенные рядом с маленьким монастырем, в резиденции, находившейся в Олдгейте, некогда служившей прибежищем для безродных и набожных церковнослужителей и где останавливались люди высокого положения, прибывшие на время в Лондон. Она включала в себя настоящую деревню со стеклодувной мастерской, просторным двором и конюшнями. Она была странно расположена: граничила с широкой Вудроф-Лейн и извилистой Харт-стрит, а на расстоянии выстрела от нее виднелась наводящая ужас корявая виселица с эшафотом.
Айдан предоставил Пиппе одну из монашеских келий с видом на центральную аркаду. Его люди получили строжайший приказ присматривать за девушкой, но не докучать ей и не причинять ей беспокойство.
– Не мог же я бросить ее одну в таверне. – Он мельком взглянул на запертую дверь ее кельи. – Ее точно начали бы там домогаться.
– Откуда ты знаешь, вдруг она этим и промышляет. – Донал Ог с досады рубанул воздух рукой. – Вечно вам, сударь, есть дело до всякой бесприютной братии… То подбираешь отбившихся от стада ягнят, осиротевших щенят, лисят, волчат, брошенных их мамашами, хромающих лошадей. Все эти существа лучше оставить… – Он прервал себя, сердито нахмурившись, и снова зашагал.
– …умирать, – закончил Айдан за него.
Донал Ог развернулся:
– Таковы законы природы: одним – борьба, другим – выживание, третьим – смерть. – На его лице отразилась смесь сострадания и холодного прагматизма. – Мы – ирландцы, господин. Кто может знать это лучше нас? Ни ты, ни я не сумеем изменить этот мир. Да и не в этом наше предназначение.
– Разве не для этого мы прибыли в Лондон, кузен? – мягко поинтересовался Айдан.
– Мы прибыли, потому что королева Елизавета призвала тебя, – отчеканил Донал Ог. – А теперь, когда мы торчим здесь, она отказывается тебя принять. – Он задрал свою большую русую голову и, обращаясь куда-то в небо, спросил: – Почему бы это?
– Ее величеству явно доставляет удовольствие заставлять иностранных сановников торчать в ее приемной в ожидании аудиенции.
– Думаю, ее задело, что ты разгуливаешь по городу с целой армией в сто топоров. Может, не помешало бы проявить чуть больше скромности.
Из общей комнаты, почесывая обнаженную, в ритуальных шрамах грудь и позевывая, вышел громадный мужчина.
– Разговоры, разговоры, разговоры. Никогда не замолчите! – певуче произнес он.
Айдан небрежно кивнул командиру своих головорезов. За десять лет до этого дня, преодолев сверхъестественную цепь обстоятельств, Яго прибыл в Ирландию из Вест-Индии. В крови его матери смешалась кровь разных народов, включая негритянскую, отец же был испанцем.
Яго и Айдан взрослели вместе. Айдан был младше Яго на два года и, испытывая благоговейный трепет перед силой и удалью этого юного выходца с Карибских островов, во всем подражал ему. Как-то раз, хорошенько набравшись, он втайне прошел обряд нанесения ритуальных шрамов, крайне болезненный.
– Я тут говорил, что Айдан постоянно подбирает всяких бесприютных, – пояснил Донал Ог.
– Гмм, вот это глупо. – Яго громко рассмеялся, его красноватое лицо блестело под лучами рассветного солнца, пробивавшегося сквозь утренний туман.
Донал Ог дернулся и замолчал.
– Так кого же на сей раз он притащил домой? – заинтересовался Яго.
Пиппа лежала неподвижно с закрытыми глазами, играя в забытую игру. С тех пор как девушка себя помнила, она всегда просыпалась с чувством уверенности, что вся ее жизнь – это только ночной кошмар и что стоит открыть глаза, как все встанет на свои места.
