– Это, кроме того, знак моей огромной привязанности к тебе, мой дорогой брат.
– Именно, брат!..
Когда еще они были совсем юны и встретились впервые в школьной комнате королевского дворца, куда король допустил желторотого Пирса из чувства благодарности к его отцу, оба мальчика как-то сразу почувствовали симпатию и влечение друг к другу. С тех пор ничто не могло их поколебать, и слова, произнесенные Эдуардом чуть ли не в первый день знакомства – «ты мой брат», – оставались в силе и продолжали звучать из их уст в минуты особой нежности.
– …И знаешь, Перро, какое графство ты получишь?.. Нет, послушай, я скажу тебе. Ты станешь графом Корнуоллским.
Гавестон не мог поверить своим ушам.
– Корнуоллским? Но это же прямо королевский титул!
– Ты недоволен, Перро?
– Милорд, у меня нет слов!
– Найди их и скажи, что с этой минуты веришь: твой король любит тебя… А теперь, мой граф, давайте посмотрим, какие поместья, замки и земли вы обретете вместе с новым титулом.
Гавестон почувствовал, у него кружится голова от сознания своей значительности, от того, что преподнесла и еще преподнесет, наверное, добрая судьба… Ему стало, как никогда, ясно: Эдуард настолько влюблен в него, что исполнит любое желание. Разлука это показала… Даже… даже может сделать его королем – чтоб только потрафить ему!.. Конечно, старым баронам все это не понравится. Нужно будет глядеть в оба за ними. Большинство из них – дряхлое дурачье! Скоро они убедятся воочию, что Гавестон не чета им по уму… Не говоря уж о том, что за ним – король… Да, Эдуард будет называться королем, но править станет не его рука, а… рука Гавестона…
Его всегда ненавидели в королевском окружении, старались оттолкнуть подальше – все эти отпрыски благородных фамилий. Скалили зубы над его низким происхождением. Он ведь всего-навсего сын гасконского дворянина, в то время как многие из этих считают, что в их жилах течет королевская кровь. С кем у него было хоть какое-то взаимопонимание – это с Джоанной, сестрой Эдуарда… Увы, бедняжка так рано умерла… У нее был авантюрный склад характера, и ее привлекали мужчины приятной наружности. Нет, она не считала Гавестона равным себе, но ценила его ум и красоту. Она вышла замуж за Ральфа Монтермера, одного из самых красивых мужчин при дворе, однако весьма скромного происхождения, что вызвало ярость ее отца, которой она сумела противостоять. Жаль, что болезнь так внезапно свела ее в могилу.
Зато он станет теперь графом Корнуоллским! Будет равным с ними со всеми!..
– И еще хочу тебе сказать, Перро, – продолжал король, – теперь, когда у меня уже есть невеста, ты тоже должен подыскать себе…
– Невесту? Эдуард, ты, наверное, шутишь!
– Нет, мой дорогой друг. Я совершенно серьезен. И поскольку при нынешнем твоем положении она должна быть самого благородного происхождения, кого, как думаешь, я выбрал для тебя?
– Кого же? Не томи!
– Девушку из ближайшего окружения Джоанны – ее имя Маргарет де Клер.
Эдуард отступил на несколько шагов, чтобы лучше видеть эффект, который произвели его слова. И в самом деле, Гавестону стоило немалого труда удержаться от возгласов удивления и восторга: эта девушка была одной из самых богатых наследниц в стране, об ее происхождении и говорить нечего, ибо она являлась племянницей самого короля… Вот это подарок!
– Ну, – продолжал король. – Что скажешь?
– Скажу, что ваши милости чрезмерны, мой дорогой господин! Я не собирался вступать в брак, но как могу я сказать «нет» предложению породниться с самим королем?!
– Она очень молода, и тебе вовсе не обязательно часто видеть ее. Но она принесет в твой дом богатство… Я сказал самому себе: Хью Диспенсер взял в жены ее сестру Элеонор, так почему бы моему Перро не жениться на Маргарет? О, как мне хочется поскорее обрадовать эту крошку!
– Будем надеяться, это сообщение вызовет у нее именно такое чувство, – пробормотал Гавестон.
– Разве ты можешь не понравиться ей? И если она послушная племянница своего короля и дяди, то должна любить того, кто ему так дорог и любезен.
Гавестон никак не мог прийти в себя. Он ожидал милостей от короля – но никак уж не таких…
Эдуард знал, что по своей природе достаточно импульсивен. Он знал также, что, все всякого сомнения, вызовет резкое недовольство баронов, как только им станет известно о его намерениях, а потому следует торопиться.
– Нужно все сделать, не откладывая в долгий ящик, – сказал он Гавестону. – Пока наши враги не собрались с силами и не выступили с возражениями.
– Мой разумный друг подумал обо всем! – с преувеличенным восхищением воскликнул Гавестон.
– Когда дело касается твоего благополучия, мой Перро, я становлюсь разумным…
Какое же удовольствие снова быть вместе! И как они веселились, предвкушая реакцию всех этих горделивых баронов. Перро забавлялся, давая им всевозможные клички. Томас Ланкастер, кого он презирал больше всех, получил от него прозвище Скрипач, потому что у него была кривоватая шея.
– Ему больше всего пристало, – говорил он, – быть уличным скрипачом и забавлять сельский люд на ярмарках. Это бы у него хорошо получалось.
Гавестон искусно изобразил, как бы тот это делал.
– Перро, – со смехом сказал король, – ты забываешь, что он мой двоюродный брат.
– Скорее всего то была шутка Всевышнего, милорд. Во всяком случае, все мыслимые достоинства, а также внешность королевского сына Господь отдал вам, отобрав у прочих. Но больше всех из них нам следует опасаться не Ланкастера, а черного Арденского Пса. Вы знаете, кого я имею в виду.
– Наверное, Уорвика?
Гавестон кивнул.
– Что же касается старого Набитого брюха, то его можно вообще сбросить со счетов.
– Ты говоришь о Линкольне? Ох, Перро, ты меня уморишь со смеху! Он действительно делается все толще и вот-вот лопнет.
Эдуарду было приятно слушать издевательские речи в адрес столь могущественных лордов: в образе Скрипача или Набитого брюха они не казались уже такими устрашающими.
– Я вот что скажу тебе, Эдуард, – продолжал Гавестон, – эти господа воображают себя в десять раз значительней и смелее, чем на самом деле. И мы им докажем это!
– Но как?
– Начнем хотя бы с турнира. Я соберу на него лучших рыцарей Франции и Англии. Молодых, неизвестных почти никому. Они прибудут сюда, и мы тогда посмотрим на наших могучих храбрецов. Пойдет это для начала?
– Турнир? Что ж, мне нравится. А ты на нем будешь самым красивым!
– Да благословит тебя Господь, дорогой друг! Я разделю эту долю с тобой…
* * *
Похороны короля состоялись в холодный октябрьский день. Тело было опущено в гробницу, подготовленную под сводами Вестминстерского аббатства. На улицах города много говорили о величии покойного, но думали уже о том, что принесет новое царствование. Внешность молодого Эдуарда, его льняные волосы, общее сходство с отцом вызывали у людей симпатию, но все чаще слышались разговоры о новом фаворите Гавестоне, против которого ополчились бароны, и это начинало вносить разлад в суждения и мнения народа. О прежнем короле не ходило никаких подозрительных слухов – он был безупречен, считался примером для всех отцов и мужей, а потому его влияние на страну можно было считать благотворным.
