Нэнси Мак-Гиллби лежала, распростертая, на подушках; ее голова была наклонена в сторону, глаза широко раскрыты, она болезненно хватала ртом воздух.
Эмили наклонилась над кроватью и тихо сказала:
— Все будет хорошо, миссис Мак-Гиллби, вы поправитесь. Хозяин поехал за доктором; он скоро будет здесь.
Когда рука Эмили дотронулась до пальцев, судорожно хватавшихся за стеганое пуховое одеяло, миссис Мак-Гиллби оттолкнула ее, и Эмили, выпрямившись, стояла, беспомощно глядя на хозяйку, которая пристально смотрела на нее, будто хотела что-то сказать. Потом она все-таки сказала. Широко раскрыв рот, она воскликнула:
— О-о-о нет! Не сейчас! — Затем ее грудь, казалось, провалилась внутрь, ее голова откинулась в сторону, ее пальцы перестали шевелиться, и она замерла.
На долю секунды Эмили приросла к тому месту, где стояла. Она поняла, что миссис Мак-Гиллби умерла. Девушка почувствовала тошноту. Ее могло вытошнить. Да! Да, ее сейчас стошнит. Она повернулась и ринулась из комнаты вниз по лестнице, достигнув моечной как раз вовремя.
Эмили сидела за кухонным столом, когда вернулся Сеп Мак-Гиллби. Он на мгновение остановился в дверях и посмотрел на нее; затем, слегка покачав головой, молча прошел мимо и стал подниматься по лестнице.
В день похорон шел дождь. Это был первый дождь за три недели, и все присутствовавшие на похоронах сожалели, что идет дождь, так как похороны миссис Мак-Гиллби должны были быть пышными. Гроб из светлого дуба с тремя парами медных ручек. Лучший катафалк из имевшихся в городе, сопровождаемый пятью кебами. Житель Уэстоу не мог иметь лучших проводов в последний путь.
После того как кортеж покинул дом, Эмили села на минутку в середине гостиной и вздохнула, но, сделав это, она сказала себе, что не время отдыхать, поскольку теперь, когда все уехали, нужно было накрыть на столы, расставить угощение, поставить чайники кипятиться. Девушка сказала себе, сидя в затемненной комнате, так как шторы все еще были полностью задернуты, что, учитывая ситуацию, ей лучше порезать ветчину, оставшуюся на кости, и сделать то же со вторым куском грудинки; язык уже был порезан по всей длине.
Она много готовила в последние два дня, потому что, как сказал мистер Мак-Гиллби, «все должно быть сделано должным образом», да и члены общины будут ожидать хорошего угощения.
Эмили все еще не могла осознать, что миссис Мак-Гиллби уже не было с ними и что в будущем она большую часть дня будет находиться в доме одна и никто не будет отдавать ей приказания.
Прежде чем уснуть прошлой ночью, девушка подумала об этом. Похоже было, что с ней произошло чудо. Но она очень упрекала себя за то, что посмела так подумать, когда миссис Мак-Гиллби лежала внизу в гостиной.
Но теперь миссис Мак-Гиллби больше не было, и, хотя весь дом был в глубоком трауре и будет еще много дней, она уже ощущала какую-то легкость повсюду. Несмотря на то что она устала как собака и ноги просто ужасно болели, чувство легкости проникало в нее.
Ох! Эмили с трудом поднялась. Что это она сидит здесь и мечтает? Если все не будет готово к их возвращению, ей открутят голову и прочистят мозги. С чего бы это? Ведь миссис Мак-Гиллби больше не было, и некому было ругать ее. Девушка понимала, что, как это ни странно, стала сама себе хозяйкой, потому что мистер Мак-Гиллби никогда не будет плохо с ней обращаться; он ни разу не сказал ей грубого слова с самого ее появления в доме.
Эмили почти выпрыгнула из комнаты и побежала в моечную, в течение следующего часа она множество раз пробежалась туда и обратно, а когда столы в передней комнате были накрыты на шестнадцать человек, а кухонный стол был накрыт еще на восемь, девушка оглядела плоды своего труда, потерла руки, а затем, взглянув на свой фартук, громко сказала: «Ого! Лучше мне сменить его до их приезда, а то выпученные глаза миссис Гудир скажут: «Ай-яй-яй!»
Эмили сдержала смешок, который чуть не вырвался у нее; она не должна проявлять такое неуважение к членам общины. Но вообще-то не так уж они ей и нужны, все эти пустомели. А потом девушка с удивлением подумала, что и мистер Мак-Гиллби был одним из них. Да, она была очень удивлена.
Девушка сменила фартук и, едва успев дойти до подножия лестницы, услышала стук в дверь. Открыв ее, Эмили увидела стоявшую на пороге женщину. Она была низкой и пухлой, да и не очень опрятной. Хотя женщина и не походила на побирушку, она была не из тех, кто мог бы прийти к миссис Нэнси Мак-Гиллби.
— Вам что-то нужно? — спросила Эмили.
В ответ женщина сказала:
— Значит, они уехали?
— Вы имеете в виду похороны?
— Да, именно это я и имею в виду. И я узнала об этом всего час назад.
Так как женщина прошла мимо нее в сторону моечной, Эмили протянула руку и закрыла дверь, ведущую на кухню, а потом спросила:
— Остановитесь, подождите минутку. Кто вы такая?
— Кто я, мисс? Я скажу тебе, кто я. Я миссис Джесси Блэкмор, в девичестве Джесси Мак-Гиллби. Он мой брат.
А... значит, это была та самая паршивая овца в стаде. Один или два раза Эмили слышала, как мистер и миссис Мак-Гиллби разговаривали в спальне, не ругаясь, но говоря немного громче, чем обычно, и если она правильно помнила, то разговор касался родственников мистера Мак-Гиллби. А сейчас девушка вспомнила, что один раз она слышала, как мистер Мак-Гиллби действительно повысил голос и сказал: «Послушай, они мне не нужны так же, как тебе, поэтому давай положим этому конец».
Теперь Эмили хорошо понимала, почему мистер Мак-Гиллби не хотел иметь ничего общего со своей сестрой, она действительно была никем. Вульгарная - вот как это называется, вульгарная, как навозная куча. Люди могут быть бедными, но не обязательно вульгарными, в этом была вся разница. Эмили не могла бы это объяснить, но она чувствовала это где-то в глубине души. Поэтому, разобравшись в своих чувствах к этой женщине, она уцепилась за ручку двери, которая вела на кухню, и сказала:
— Я ожидаю их возвращения с минуты на минуту, поэтому не могу пустить вас туда.
— Уйди с моей дороги, ты!
— Я не уйду с вашей дороги: я отвечаю за дом до возвращения мистера Мак-Гиллби. А вы можете подождать здесь, в моечной, или выйти на улицу.
— Ишь ты! Да кто ты такая? А! Тоже мне! — Она закивала головой в сторону Эмили. — А, вижу, вижу, все ясно как день. Ты изображаешь хозяйку, да?
— Я никого не изображаю. Я просто делаю то, за что мне платят, а это значит, что я присматриваю за домом мистера Мак-Гиллби.
— Да-да, именно так. — Женщина многозначительно кивала головой в сторону Эмили. — Я никогда не любила леди Нэнси, но вижу, что ей было нелегко.
