В речи нового дворецкого и манере держаться не было ничего такого, что бы могло заставить ее сердце так биться, подумала Клавдия. И все же она вся дрожала и горела, как если бы ей пришлось пробежаться под горячим солнцем. Казалось, что они общаются на двух уровнях: одном – совершенно обычном, другом – скрытом и опасном. Она с трудом понимала, что он ей говорил.
– А что, все эти годы семья покойного мистера Кастерса владела поместьем? – Его голос звучал ровно, но в этом поверхностном любопытстве, как показалось Клавдии, было еще что-то, что заставило ее насторожиться.
– Нет, – коротко ответила она. – Мой муж приобрел Рейвенкрофт несколько лет назад. А сколько поместьем владели предыдущие хозяева, я не знаю.
Джем внимательно смотрел на вдову. Боже, до чего же она красива! Почему он не заметил этого вчера? Хотя ее и скрывала шляпа, рубашка и пыль, спрятать такую красоту невозможно. Теперь понятно, почему Кастерс так возжелал ее. Он ужаснулся, представив, каково ей было терпеть эту свинью. Он кашлянул.
– Как жаль, что мистер Кастерс ушел из жизни, не оставив потомства.
Миссис Кастерс ничего не ответила, а просто повернулась и быстро вышла из комнаты. Джем последовал за ней в некотором замешательстве. Через мгновение они оказались в другой большой комнате, освещенной светом, струившимся из огромных окон, выходивших на газон, раскинувшийся перед входом в поместье. Заменить старые узкие окна, плохо освещавшие комнату, на новые предложила в свое время мать Джема.
– Мы называем эту комнату Изумрудной, – сказала Клавдия, указывая на зеленые портьеры. – Здесь мы принимаем гостей, и здесь, когда у меня есть время, я читаю, вышиваю или шью.
Они быстро прошли по другим комнатам первого этажа, и Джем отметил, что, пережив первый шок, он довольно спокойно справляется с видениями из прошлого. Они прошли зал, где раньше устраивались балы. Он до сих пор был великолепен. Далее была музыкальная комната, где, казалось, до сих пор пряталось эхо простых мелодий, которые его мать играла на пианино.
Они прошли через Голубой салон, а потом через Желтый. Они заглянули в Китайский кабинет и остановились, чтобы полюбоваться лестницей Реставрации. Они дошли до библиотеки, и здесь Джема ждал еще один удар, уже не связанный с прошлым.
Он взглянул на стены, где висели черные от старости полки. Раньше на них сплошными рядами стояли книги, многие из них в дорогих кожаных переплетах, некоторые зачитанные и потрепанные от частого пользования. В одной из них, по словам Джайлса Давентри, должно было храниться свидетельство мошенничества Эмануэля Кастерса. По крайней мере третья часть книг исчезла.
Джем повернулся к Клавдии Кастерс: – Где… – хотел закричать он и тут же запнулся, оборвав свой вопрос. – Где, – повторил он через секунду, – все книги? Мне кажется, – продолжил он спокойно, – что эти полки могли бы вместить гораздо больше книг. Если вы простите мое любопытство, мадам.
Клавдия с интересом посмотрела на него. У нее возникло странное подозрение, что вовсе не недостаток книг вызвал такой страх на лице псевдо-дворецкого. Но тогда что? Она было решила ненавязчиво спросить его об этом, но потом выбрала другую тактику.
– Я продала их, – быстро сказала она и с интересом заметила, как на его лице появилось гневное выражение, правда, быстро сменившееся выражением легкого интереса.
– Не думаю, что это вас касается, мистер Дженуари, – сухо сказала она, – но мой муж оставил меня без гроша в кармане. Вы, наверное, уже заметили, что мы весьма стеснены в средствах. Однако я хочу вернуть Рейвенкрофту былое великолепие. – Она на мгновение замолчала, а потом тихо продолжила: – Мне было очень больно расставаться с книгами, но некоторые из них были весьма дорогими, например первое издание словаря доктора Джонсона.
– Понятно, – спокойно ответил Джем, хотя внутри у него все перевернулось. О Господи, хорошо, что еще какая-то мебель осталась. Рыцарские доспехи и гобелены из зала наверняка тоже перекочевали в антикварную лавку. Может быть, теперь они украшают неоготический кабинет какого-нибудь разбогатевшего выскочки?
Не говоря больше ни слова, Джем вышел вслед за ней из комнаты, и когда они поднялись на второй этаж, он уже совершенно успокоился. Он не мог обвинять Клавдию за то, что она сделала. Наверное, он поступил бы так же. Он обставит Рейвенкрофт по своему вкусу позже, когда у него будет такая возможность. Но что случилось с той единственной книгой, которая ему нужна? Неужели она и ее продала? Давентри не помнил точно названия книги, сказав только, что там было слово «сельский» на обложке. Похоже, ее мало читали и она была ужасно скучной, поэтому он и выбрал именно эту книгу. Ладно, думал Джем возбужденно, по крайней мере ему не придется просматривать все книги.
В это время они поднялись на третий этаж и оказались в той части здания, которую его хозяйка назвала «спальным крылом». Воспоминания опять нахлынули на Джема. Дальше по коридору была спальня его родителей, а еще через две комнаты – спальня его сестер. Молодая вдова открывала каждую дверь, объясняя ему назначение каждой комнаты. Джем выяснил, что миссис Кастерс живет в бывшей комнате его матери, а загадочная тетя Августа – в комнате его старшей сестры.
В следующем коридоре миссис Кастерс остановилась у дверей еще одной комнаты, и его сердце замерло.
– В этой комнате никто не жил с тех пор, как мой муж переехал в это поместье двенадцать лет назад. Нам хватало места и без нее, поскольку эта комната находится в глубине здания, мы просто оставили ее в том состоянии, в каком она была, когда здесь жили старые хозяева.
Она открыла дверь, и перед ними оказалась большая просторная спальня, в которой было очень мало мебели.
Джем не смог сдержаться. Он вошел в комнату и прикоснулся к полотняному покрывалу, лежащему на кровати. Он затаил дыхание. Казалось, только вчера он сидел на этой кровати. Красивое покрывало как будто только вчера положили на кровать. Как во сне он снял с комода, на углу которого стояла небольшая статуэтка лошади, другое покрывало. Затем он снял то, что прикрывало полки, на которых лежали все его детские сокровища. Он чуть не расплакался, когда много лет назад ему не разрешили взять с собой модель корабля и грубоватую статуэтку краснокожего вождя. «Извини, дорогой, – мягко сказала его мать, хотя слезы застилали и ее глаза, – мы должны идти прямо сейчас, и взять с собой мы можем только то, что в силах унести. Может быть, когда-нибудь…» – Она закашлялась и стала собирать в свой маленький чемоданчик вещи, без которых он легко мог обойтись: рубашки, нижнее белье и тому подобное.
Задумавшись, он вертел корабль в руках, пока вдруг не заметил, что миссис Кастерс очень странно смотрит на него своими прекрасными карими глазами. Он положил корабль и смущенно улыбнулся:
– Извините, мадам. Просто эта старая комната… Боюсь, что мое любопытство завело меня слишком далеко.
Клавдия посмотрела на него с сомнением, но ничего не сказала.
Они почти закончили свой обход, а когда стали спускаться по узкой лестнице, которой пользовалась прислуга, Клавдия вернулась к его обязанностям.
– У нас нет коридорного, поэтому вам придется… – Она неожиданно замолчала, увидев, что с другого конца коридора к ним приближается худая женщина. – А вот и тетя Августа. – Клавдия протянула руку по направлению к старушке, которая, не обращая никакого внимания на Джема, передала ей какие-то листки бумаги.
– Смотри, что я нашла в старом комоде в прачечной, – сказала она взволнованно. – Целая пачка записей, сделанных Эмануэлем.
Поскольку единственным ответом ее племянницы были удивленно поднятые брови, старушка продолжала:
– Все они касаются различных обязанностей по дому. И, по-моему, слуги просто собрали все эти списки и засунули их подальше в комод, где бы он их просто не смог найти.
Клавдия несколько минут смотрела на списки с таким выражением на лице, что Джему стало казаться, будто она держит в руках что-то ужасное и дурно пахнущее. Потом она сказала:
– Хорошо, я сожгу их, – и, повернувшись к Джему, заметила, явно стараясь контролировать себя: – Мой муж все время составлял какие-то списки. В них он заносил абсолютно все. Мы до сих пор находим их повсюду. Тетушка, – продолжила она холодно, – вот молодой человек, о котором я тебе говорила. Он будет нашим дворецким. По крайней мере, – добавила она с сомнением, – на некоторое время.
Мисс Августа Мелкшам кивнула Джему. Ей было под шестьдесят, и она была на редкость угловата – высокая, с непомерно большим носом, вокруг которого причудливо располагались другие части ее некрасивого лица. Когда она говорила, ее седые кудряшки подрагивали на лбу и щеках, придавая ее лицу еще более чопорное выражение.
– Он очень молод, – только и сказала она, обращаясь к Клавдии. – И очень бедно одет.
Джем чувствовал себя очень неуютно, как мальчик-слуга, представший перед глазами своей хозяйки.