— Гм… — Джулиана поморщилась.
Саймон спрятал улыбку и, не в силах удержаться, проговорил:
— Позвольте заметить, я счастлив видеть, что вы все-таки готовы признать свое поражение.
Она резко повернулась и шагнула к нему, почти коснувшись своей грудью его груди. Казалось, воздух между ними накалился, и Саймона затопил ее запах — запах красной смородины и базилика. Тот же аромат он уловил несколько месяцев назад — до того, как узнал, кто она такая. И до того, как все изменилось.
С трудом подавив желание ощупать взглядом пространство кремовой кожи над декольте ярко-зеленого платья, герцог отступил на шаг. Увы, у девушки напрочь отсутствовало чувство приличия.
— Я могу признать свое поражение в бою, ваша светлость, но никогда — в войне.
Он понаблюдал, как она пересекла коридор, вошла в библиотеку и закрыла за собой дверь. Покачав головой, прошептал:
— Джулиана Фиори — настоящее бедствие. Просто чудо, что она продержалась в высшем свете уже полгода.
И чудо, что в свете терпели ее уже полгода.
— Она заехала ему коленом между ног, — сказал Ралстон, когда Саймон вернулся в кабинет.
— Похоже, что так. — Герцог плотно прикрыл за собой дверь, словно хотел как можно основательнее отгородиться от этой беспокойной женщины.
— Черт возьми, что мне с ней делать?!
Саймон промолчал. Они с Ралстоном едва выносили друг друга, и если бы брат-близнец маркиза не был другом герцога, то никто из них не стал бы с другим даже заговаривать. Ралстон всегда был ослом. И не мог он на самом деле спрашивать его, Саймона, мнения.
— О, Лейтон, мой вопрос был риторическим. Мне бы и в голову не пришло спрашивать у тебя совета. Особенно по поводу сестер.
Стрела попала в цель, и Саймон объяснил, куда именно Ралстон может отправиться за советом.
Маркиз рассмеялся.
— Так-то лучше. А то я уже забеспокоился — мол, каким любезным хозяином ты стал. — Он прошел к буфету и налил в стакан на три пальца янтарной жидкости. Повернувшись, спросил: — Скотч?
Саймон занял свое место, осознав, что ему, вероятно, предстоит изрядно понервничать.
— Какое щедрое предложение, — буркнул он.
Ралстон протянул ему стакан скотча и тоже сел.
— А теперь давай поговорим о том, как случилось, что моя сестра оказалась у тебя в доме среди ночи.
Саймон сделал неторопливый глоток и лишь потом ответил:
— Я ведь, кажется, уже рассказал… Она была в моей карете, когда я покидал бал.
— А почему ты не известил меня об этом незамедлительно?
Что ж, хороший вопрос. Саймон покрутил стакан в пальцах, размышляя о том, почему он действительно сразу же не привел Ралстона. Ведь его сестра дерзка, и она воплощала в себе все, что он, Саймон, не переносил в женщинах.
Но она обворожительна… И была такой с самой первой минуты, как он встретил ее в том проклятом книжном магазине, где она покупала книгу для своего брата. А потом он встретил ее на Королевской художественной выставке. И она позволила ему поверить…
— Быть может, вы назовете мне свое имя? — спросил он тогда, не желая терять ее. Те недели после встречи в книжном магазине показались ему вечностью. Она в задумчивости выпятила свои прелестные губки, и он учуял победу. — Позвольте, я начну первым. Меня зовут Саймон.
— Саймон?
Он с улыбкой кивнул. Ему понравилось, как в ее устах прозвучало имя, которым он уже много лет не пользовался в обществе.
— А ваше имя, миледи?
— Ох, думаю, оно испортит все удовольствие. — Она помолчала, и ее сияющая улыбка осветила зал. — Вы не согласны, ваша светлость?
Выходит, она знала, что он герцог, и ему еще тогда следовало бы сообразить: тут что-то не так. Но он был буквально околдован. Покачав головой, он стал медленно приближаться к ней, вынуждая ее поспешно отступать, чтобы сохранить дистанцию, и это преследование увлекло его.
— Но это же нечестно, миледи.
— А на мой взгляд, вполне честно. Просто я лучший детектив, чем вы.
Он помолчал, обдумывая ее слова. Потом кивнул:
— Похоже, что так. Но кто же вы?.. Может, хотя бы намекнете?
Она улыбнулась.
— Попробуйте угадать.
— Итальянская принцесса, приехавшая в Лондон со своим братом, который выполняет какой-то дипломатический визит к королю.
Она склонила голову к плечу, точно также, как сегодня вечером, когда разговаривала с братом.
— Да, возможно.
— Или дочь веронского графа, проводящая здесь весну, дабы испытать легендарный лондонский сезон.
Она рассмеялась прелестным мелодичным смехом.
— Как обидно, что вы сделали моего отца простым графом. Почему не герцогом, как вы?
Он тоже улыбнулся.
— Что ж, пусть будет герцог. — И тихо добавил: — Это облегчит дело.
Да, она позволила ему поверить, что является высокородной аристократкой. И ему очень хотелось в это верить.
Разумеется, ему следовало привести Ралстона сразу же, как только он увидел эту безмозглую дурочку на полу своей кареты. Но он почему-то не сделал этого.
— А если бы я пошел за тобой, то что бы вышло?
— Вышло бы то, что сейчас она уже спала бы в своей постели, — проворчал гость.
Перед Саймоном тотчас возник образ спящей Джулианы с рассыпавшимися по белой наволочке иссиня-черными волосами и кремовой кожей, виднеющейся в низком вырезе ночной рубашки. «Если она надевала ночную рубашку».
Откашлявшись, он проговорил:
— А если бы она выпрыгнула из моей кареты на виду у всех гостей Ралстон-Хауса? Что тогда?
Ралстон ненадолго задумался.
— Что ж, полагаю, в этом случае ее репутация была бы погублена. А ты бы готовился к супружеской жизни.
Саймон сделал еще глоток скотча.
— Стало быть, для всех нас лучше, что я повел себя именно так, а не иначе.
Глаза Ралстона потемнели.
— Ты уже не в первый раз намекаешь на то, что тебе не нравится идея жениться на моей сестре, Лейтон. Я начинаю принимать это на свой счет.
— Но мы с твоей сестрой не подходим друг другу, и ты это знаешь.
— Ты не смог бы с ней поладить?
Губы Саймона искривились в усмешке. В Лондоне не найти такого мужчины, который сумел бы поладить с девчонкой.
Ралстон это понимал, потому и заметил:
— Никто на ней не женится. Она слишком дерзкая. Слишком порывистая. Полная противоположность благовоспитанным английским девушкам. Она говорит все, что только придет ей в голову, не задумываясь о том, как могут отреагировать на ее слова. К тому же расквашивает носы ничего не подозревающим идиотам! — Последнее было сказано с недоверчивым смехом.
— Что ж, справедливости ради следует сказать, что сегодняшний идиот это заслужил.
