— Ты не просто испугалась, дорогая.
Имоджин не стала отрицать очевидное.
— Мы не можем, как в детстве, следить за каждым его шагом. Я боюсь, что… кто-то… сможет ему рассказать.
— Имоджин, это было двадцать четыре года назад. Нет причин ворошить прошлое.
Тристан усадил жену себе на колени, она не сопротивлялась, когда он усаживался поудобнее. Имоджин прижалась к мужу теснее, зарывшись лицом ему в шею. Оба молчали, но герцог мысленно возвращался к тому дому, который унаследовал от матери. Старый особняк был роскошным подарком из времен его бурной молодости и источником болезненных воспоминаний. Двадцать четыре года назад ему захотелось стереть с лица земли это проклятое место. Однажды вечером, в приступе пьяного гнева, он поджег старую спальню своей матери, и все восточное крыло пострадало от огня. Имоджин не спросила тогда, что им двигало. Именно по ее настоянию крыло восстановили. До сего дня его жена никогда не возвращалась в тот дом. Да и Тристан тоже избегал посещать особняк.
Наверное, у него помутился рассудок, когда он предложил Матиасу использовать особняк по собственному усмотрению.
Тристан еще крепче обнял жену. Он очень хотел, чтобы Имоджин поступила с этим особняком, как ей заблагорассудится, но если ее настолько расстраивает сложившаяся ситуация — он намерен ее исправить. Матиас может пожить в другом месте.
Мысли герцога привычно омрачились, когда в памяти всплыло еще одно имя. Ему показалось, что повеяло затхлостью из комнаты, которая годами была заперта на замок. Этот человек был виновен в бедах Имоджин больше, чем сам особняк. И из-за воспоминаний Тристан злился сильнее, чем хотел показать жене: ведь это было напоминанием о том, что один раз он уже подставил ее под удар. Больше никогда. Только не ее. Только не свою семью. Если этот человек посмеет только приблизиться к Матиасу или кому-то из членов семьи — ублюдку не сносить головы.
Леди Темпест Элизабет Брант казалось, что день сегодня прекрасна как никогда. На небе ни облачка, воздух ароматен и свеж, благодаря легкому ветерку жара совсем не чувствуется. Стоя с альбомом для эскизов под мышкой, девушка оглядывала окрестности. Ее брат Оливер принес для нее стул и мольберт, чтобы она могла продолжать работать над пейзажем, эскизы которого набросала еще вчера. Однако она усидела за работой только час. Девушка решила прогуляться, чтобы размять затекшие ноги.
Ее младшие сестры, конечно, тут же заметили это. Арабелла оторвала взгляд от книги, которую держала в руках, прищурилась — прямо в глаза ей ударило солнце. В свои девятнадцать она превратилась в настоящую красавицу. Белокурые волосы и карие глаза делали все более заметным для всех ее сходство с матерью. Рядом с ней была десятилетняя Августа. Самая юная из семьи Брант лежала на животе, рассматривая то ли муравьишку, то ли другое насекомое, которое привлекло ее внимание. Рядом в кресле сидела их наставница, миссис Шиэн. Ее, тридцатидвухлетнюю вдову, наняли полгода назад, чтобы сопровождать девиц Брант.
— И куда это вы собрались, леди Темпест? — поинтересовалась миссис Шиэн, даже не отрываясь от шитья.
— Я тут недалеко, — ответила та, похлопав по альбому. — Подумала, что похожу вокруг, присмотрю интересные места для набросков.
Августа улыбнулась сестре.
— Ты будешь снимать туфли и чулки, чтобы перейти вброд реку?
— Нет, разумеется, — ответила Темпест, прекрасно понимая, что именно так бы и поступила Августа, случись ей остаться без присмотра. Маленькая речушка была чрезвычайно живописной, но слишком мелкой даже для небольших шлюпок. — У меня нет желания остаток дня ходить с грязью, засохшей между пальцами.
Это благовоспитанное высказывание лишь насмешило Августу.
— Хочешь, составлю тебе компанию? — спросила Августа. — Я позже дочитаю.
Темпест покачала головой.
— Не нужно. Честно признаться, я ищу причину размять ноги.
— Ты до сих пор злишься на Оливера за то, что он оставил нас одних? — спросила Августа.
— Я совсем на него не злюсь.
На самом деле Темпест немного рассердил поступок брата. Несколько дней он ходил угрюмым и готов был наброситься на любого, кто решится с ним заговорить. Никто не понимал, в чем причина, но лоб Оливера украшал ужасный кровоподтек. Опять этот несносный с кем-то подрался — ничего нового. Несмотря на то что чаще всего он вел себя достаточно сдержанно, нрав у братца был взрывной.
И не только у него. Похоже, Оливер снова повздорил с их отцом, маркизом Норгрейвом. Брат отказался объяснять, что случилось, но когда маркиз велел сыну сопровождать сестер, Оливер воспринял отцовский приказ как наказание. Вероятно, всему виной была драка. И Темпест решила, что подробности уже значения не имеют. Оливер сопроводил их к реке. Как только они расположились на берегу, он отвязал одну из лошадей и сообщил, что через пару часов вернется.
Таким образом он, с одной стороны, исполнил отцовскую волю, а с другой стороны — ослушался его.
Оливер знал, что сестры ни слова отцу не скажут, а миссис Шиэн была настолько очарована молодым графом, что никогда бы его не предала. Поскольку сам Оливер не пояснил, куда направляется, Темпест предположила, что он отправился на поиски своих приятелей или к одной из местных дам, с которой сейчас делит ложе.
Темпест не должна была даже догадываться о подобных вещах, но ей уже исполнилось двадцать два, и она была старшей из дочерей маркиза и маркизы Норгрейв. Поистине удивительно, сколько может узнать леди, если будет внимательной.
— Кроме того, Оливер нас не бросал. Он обязательно вернется.
— Конечно, вернется, — пробормотала миссис Шиэн, мельком оценивающе взглянув на Темпест. — Вы ничего не забыли, леди?
Темпест нахмурилась. У нее был с собой альбом для эскизов и карандаш.
— По-моему, нет.
Наставница постучала пальцем по виску.
— Ваша шляпка, дорогая. Вам никогда не захомутать изысканного лондонского джентльмена, если все ваше лицо будет в веснушках.
Темпест вернулась к креслу и взяла соломенную шляпку.
Августа засмеялась.
— А по-моему, моя сестрица недостаточно проворна, чтобы кого-то захомутать.
— А может быть, я просто не хочу никого хомутать, — отмахнулась Темпест.
Сама того не сознавая, младшая сестра повторила слова, сказанные их отцом. Дело не в том, что Арабелла уже стала достаточно взрослой, чтобы предстать перед лондонским светом, о нет. Просто отец поддразнивал свою старшую дочь, утверждая, что ее шансы снижаются вдвое, поскольку многие джентльмены предпочитают юных красавиц прямо от маминой юбки. Маркиз не хотел показаться жестоким, но его слова задели Темпест за живое. Арабелла была моложе и красивее.
