Йола была наслышана о том, что жизнь во дворце Тюильри скучна и неинтересна и вызывала одни лишь насмешки у подлинных французских аристократов, желавших унизить все, что было связано с Луи-Наполеоном.
Император в нескончаемой погоне за красивыми женщинами был отличной мишенью для критики. Не уступали ему и другие мужчины императорской семьи. А принц Наполеон, двоюродный брат императора, был одним из самых ярких, хотя и противоречивых фигур Второй империи.
В детские годы Йолы он получил титул его императорского высочества и сенатора. Отец часто читал ей его речи, в которых принц выступал как поборник общественных свобод.
Однако, когда она начала учиться в пансионе, ученицы, обсуждая личную жизнь принца, перешептывались в углах классных комнат и хихикали.
Йоле стало известно, что у принца, как и у его венценосного кузена, легион любовниц. Отец одной из ее подружек, не сознавая, что его слушают, как-то раз обронил:
— Я был утром у Луи-Наполеона. Я и раньше слышал, что в его спальне вечно валяется чья-нибудь нижняя юбка. Этим утром их было целых две!
В представлении Йолы принц был неразрывно связан с маркизом. Она была убеждена, что оба развращены в равной степени. Именно эти двое и сам император допустили посягательство дам полусвета на истинное высшее общество.
В те годы, когда была молода ее бабушка, никакая приличная женщина и, разумеется, никакая юная девушка даже не подозревали о существовании подобных особ. А вот ее соученицы по пансиону шепотом называли имена, которые для Йолы поначалу ничего не значили, но затем повторялись вновь и вновь.
Она не могла не думать о том, кто такие эти дамы, которые, очевидно, заполонили весь Булонский лес: гарцующие на роскошных лошадях, шикарно одетые и устраивающие званые вечера, о которых в парижских газетах писали как об увеселениях, сравнимых лишь с разнузданными оргиями Древнего Рима.
Все это казалось ей очень странным, и весь последний год Йола тосковала по отцу. Вот кто наверняка ответил бы на все ее вопросы.
Но отца уже нет на свете, и теперь она могла думать лишь о скандальных газетных заметках, в которых мелькало имя маркиза.
Читала ли она о званом вечере, театральной премьере, торжественном приеме или о маскараде, в списке гостей неизменно значилось имя маркиза де Монтеро. О нем писали и говорили столь же часто, как об императоре или принце Наполеоне.
О его эксцентричности и похождениях сообщалось в столь же сдержанных тонах, как, например, о мадам Мюзар, обязанной своим состоянием королю Нидерландов, которая устраивала невообразимые приемы. Или о княгине ди Кастильоне, о которой говорили, будто она вскружила голову самому императору.
Все это было выше ее понимания. Впрочем, в одном она была твердо убеждена: что бы ни происходило в Париже, в этом неизменно участвовал маркиз де Монтеро.
— Я не выйду за него замуж, папа, — вслух произнесла она, положив руки на письменный стол. — Ты не знал, что он за человек!
Она замолчала, как будто ожидая отцовского ответа, его возражений, как бывало когда-то. Иногда они устраивали шуточные словесные дуэли, и ей казалось, будто их слова скрещивались, как настоящие шпаги.
Они «фехтовали», делали выпады и защищались, и все обычно заканчивалось взрывом смеха, когда Йола бросалась отцу на шею с криком:
— Я выиграла! Скажи, что я выиграла, папа! Я победила тебя!
— Ты действительно одержала победу, моя дорогая, — признавал свое поражение отец.
Впрочем, у нее неизменно возникало ощущение, что при желании он победил бы ее в два счета.
И все же эти игры казались ей упоительной забавой, такой волнующей и интересной, что, когда отца не стало, ее не оставляло ощущение, будто она навсегда лишилась чего-то жизненно важного, вроде руки или ноги.
И вот теперь, в самый важный миг ее жизни, когда она оказалась на перепутье, рядом нет никого, кто помог бы ей принять решение, которое определит ее будущее.
— Взгляни на это вот таким образом, папа, — произнесла Йола так, будто отец сидел прямо перед ней. — Я молода. Ты привил мне благородные идеалы, в которые я должна верить. Я готова за них бороться, я пытаюсь им следовать. — Ее голос звенел от волнения. — Ты действительно веришь, что человек вроде маркиза де Монтеро поможет мне управлять поместьем, как мы с тобой мечтали? Сумеет ли он превратить замок в такое место, куда будут съезжаться добрые, умные, мыслящие люди?
Немного помолчав, Йола заговорила снова:
— Ты, бывало, говорил мне, что, когда я вырасту, у нас будет салон, причем не в парижском особняке, а здесь, в сельской местности, в «саду Франции», где так красиво и сама природа побуждает нас к размышлениям.
Она выразительно всплеснула руками и задала новый вопрос:
— Ты на самом деле веришь, что маркизу здесь понравится?
После этих слов она сделала очередную паузу.
— Он порхает из будуара в будуар. Сегодня у него одна женщина, завтра — другая, послезавтра — третья. Его видят на скачках, в Булонском лесу, на императорских балах и званых приемах, которые устраивают актрисы и куртизанки.
Она горько усмехнулась:
— Ты всегда говорил, папа, что мужчина ни о чем не думает в подобных обстоятельствах, и я уверена, что ты прав.
Она вздохнула.
— Я хочу жить так, как мы с тобой мечтали, — жить размышляя, смотреть в суть вещей и находить то, что ты называл «миром, скрытым от этого мира». Это путь развития, и только он способен помочь Франции. — Голос Йолы звенел от воодушевления.
Затем, словно поняв, что ей никто не ответит, она закрыла глаза руками.
— Помоги мне, папа! Подскажи, что мне делать! — взмолилась она. — Потому что, честно говоря… я боюсь… боюсь того, что со мной будет!
Она не заплакала, хотя к глазам уже подступили слезы.
Затем, как будто прислушавшись и услышав в ответ лишь молчание, Йола решительно откинулась на спинку кресла и, чтобы как-то отвлечься, вытащила ящик стола. Он был забит бумагами, и она подумала, что неплохо бы просмотреть их. Среди них наверняка найдутся документы, имеющие отношение к поместью. А ведь ей непременно надо научиться всему, что умел отец в управлении замком и поместьем.
Задвинув этот ящик, она выдвинула другой. В нем оказались топографические карты и планы местности. Это тоже необходимо внимательно изучить в ближайшем будущем, как только у нее появится время.
Она выдвинула третий ящик. Увидев, что находится в нем, Йола застыла на месте. Медленно, почти против воли, она взяла в руки миниатюрный портрет, лежавший поверх вороха писем, и поднесла его к глазам. Портрет женщины.
