Она продолжала гладить волосы Уиллоу — удивительно шелковистые, так непохожие на ее непокорные рыжие кудри.
— Не бойся, моя дорогая, — сказала Холли. — Не думаю я, что в обозримом будущем для меня зазвонят свадебные колокола. Женихи обходят меня стороной.
Уиллоу приподняла голову, ее глаза блестели.
— Ты не должна слушать, что говорят люди. Ты не грубая и не нескладная. И что с того, что ты любишь гонять своих лошадей галопом по Гайд-парку? И кому есть дело до того, что легким бальным туфелькам ты предпочитаешь прочные сапоги для верховой езды? В один прекрасный день ты станешь чудесной женой хорошего человека, и он по достоинству оценит тебя.
Холли усмехнулась.
— Ну что ж, посмотрим, — сказала она со вздохом. — Только не забывай о том, что ты в очереди стоишь следом за мной, и настанет день, когда Виктория призовет на службу и тебя. И если действительно есть какая-то странная мистика в той клятве, которую мы когда-то дали, то я, моя дорогая Уиллоу, не сомневаюсь в том, что ты получишь самую блестящую награду.
Холли ждала, что ее слова заставят сестру хотя бы улыбнуться, но та печально взглянула на нее.
— Я в этом очень сомневаюсь, — промолвила она. — Очень скоро Виктория сама выйдет замуж. Альберт станет ее помощником, и в наших услугах она больше нуждаться не будет. Так что моя очередь может и не наступить. И тогда я останусь одна. Совершенно одна.
Холли внимательно разглядывала лицо Уиллоу: темно-синие глаза, кремовую кожу, высокие округлые щеки, так напоминавшие бархатистые лепестки знаменитых роз Бурбонов, которые выращивал дядя Эдвард. Из всех сестер Сазерленд Уиллоу была самой красивой и обладала самым покладистым характером, так что никому и в голову не могло бы прийти, что такая красавица когда-нибудь останется в одиночестве.
— Я очень рада, что вы с Айви здесь, — солгала Холли.
Честно говоря, она бы предпочла, чтобы ее миссия была такой же, как у Айви или Лорел — тогда она смогла бы работать в одиночку и по своему усмотрению. Уиллоу права: все должно быть не так. Бог с ними, с наградами — Холли опасалась, что присутствие младшей сестры только осложнит ее дела, она не сможет найти лошадь Виктории и поймать вора.
Холли вздохнула. Она приложит все усилия к тому, чтобы выполнить поручение королевы. По крайней мере, постарается сделать так, чтобы Айви чувствовала себя комфортно, а Уиллоу не была такой грустной.
Холли обвела взором крохотную комнатку, которая, казалось, с прибытием сестер стала еще меньше.
— Здесь слишком тесно, чтобы два человека могли передвигаться по комнате, не задевая друг друга. Вот что: ты продолжай распаковывать свои вещи, а я пойду прогуляться. Занимай в шкафу и комодах столько места, сколько тебе нужно. А когда я вернусь, мы втроем спустимся вниз и узнаем, что шеф-повар приготовил на ужин.
Услышав предложение сестры, Уиллоу оживилась. Проверив Айви, которая уже проснулась и теперь отдыхала, читая книгу, Холли решила, что сумела сделать все возможное для того, чтобы ее сестры чувствовали себя лучше. Чудесная погода так и манила на прогулку: ярко сияло солнце, дул ласковый ветерок. Она быстро миновала окрестности городка и зашагала по вересковой пустоши по направлению к скаковому кругу Аскота.
— Ты совсем лишилась рассудка? Неужели до тебя не доходило, что ты могла причинить вред себе, своему брату, лошадям?
Ему самому… Разве Сабрина не понимает, как ее выходка подействовала на него, когда он с ужасом смотрел на мчащийся фаэтон, думая о том, не останется ли он в один миг без своих младших брата и сестры! Колину хотелось взять ее за плечи и трясти до тех пор, пока ее зубы не застучат друг о друга, или попросту свернуть ей шею, или втиснуть хоть немного здравого смысла в Джеффри — похоже, что у брата его вообще не было.
Сжав руки в кулаки, он глубоко вздохнул. А когда немного успокоился, перед его внутренним взором пробежала картинка из прошлого — он вспомнил лабораторию, которую так удачно делил со своим коллегой Эрролом Куинси. Черт возьми, сейчас он должен быть в Кембридже! Они с Эрролом были так близки — так близки к открытию, пути к которому искали несколько последних лет. Незадолго до того, как его позвали домой, Колин почувствовал приближение успеха — ощутил его каждой клеточкой своего тела. Несколько опытов показали, что им вот-вот удастся вырастить зерно, способное сопротивляться любым болезням, и тогда в Англии больше не будет регулярных вспышек голода, каждый год угрожавшего населению страны, не говоря уже о хрупкой экономической стабильности.
Но нет, перед тем как спасти страну, он сначала должен спасти будущее своей семьи, не сообщая родным, что оно под угрозой… и что он, старший сын, наследник состояния Мастерфилдов, был вынужден прибегнуть к конокрадству, чтобы предупредить грядущую катастрофу.
Они этого никогда не поймут. И королева — тоже. Были мгновения, когда Колин едва понимал, какого дьявола он решал испытать судьбу, став главным конезаводчиком королевы, красть то, что ей принадлежит, и вернуть в семью то, что его отец никогда не должен был никому отдавать.
Колин то и дело спрашивал себя, что заставило его любимого, дорогого папу перед отъездом из Англии совершить этот поступок — слепое невежество или оголтелая злоба? Может, старый негодяй стоит сейчас на палубе «Морской богини», идущей в Америку, и смеется на ветру?
В голове у Колина так и роились всевозможные ругательства, но он отогнал их прочь и призвал на помощь хладнокровие и то, что ему казалось справедливым расчетом.
Не успел он заговорить, как Бентли дотронулся до его локтя и указал кивком на трибуну.
— Старина, похоже, ваш экипаж в порядке, а вот перила упали и разлетелись на куски, — промолвил он.
Поморщившись, Колин посмотрел на брата и сестру.
— Испорченная трасса, разбитая балюстрада — вам за многое придется отвечать, — сказал он.
— Да ладно тебе о дорожке толковать! — бросила Сабрина. — Несколько человек с граблями в считанные минуты все исправят. А за какую-то разбитую старую балюстраду ты нас обвинять не должен.
Она посмотрела на Джеффри, ища поддержки, но тот отвернулся.
Колин обратился к Бентли и лорду Киннарду:
— Прошу меня простить. — Подождав, пока мужчины отойдут подальше, чтобы его не слышать, он повернулся к сестре. — Если бы не твоя дурацкая выходка, я бы следил за рабочими. И, кто знает, может, мне удалось бы предупредить их, когда балюстрада наклонилась слишком низко, и тогда ничего бы не случилось. Ты имеешь хотя бы малейшее представление о цене работы и материалов?
— Думаю, это сущие гроши. — Сабрина отбросила назад золотые кудри. — Не понимаю, из-за чего ты такой шум поднял.
— Что ж, тогда я тебе объясню, — проговорил Колин. — До тех пор, пока все не будет исправлено и оплачено, ни один из вас не получит и полупенни из вашего содержания.
— Из нашего содержания? — Лицо Сабрины порозовело. — Ты не можешь этого сделать. Ты не имеешь на это права!
— Да неужели? До тех пор, пока отец не вернется из Вест-Индии, глава семьи — это я. Мне понадобится всего лишь написать короткую записку лондонским банкирам. Если только… — Нагнувшись ближе к Сабрине, Колин приметил испуганный огонек в ее глазах. Он указал на вспотевших лошадей. — Это превосходит твои самые безумные выходки. Я ни разу в жизни не видел, чтобы ты плохо обращалась с лошадью.
Колин замолчал, потому что щеки Сабрины покраснели еще сильнее и пошли пятнами, а подбородок слегка задрожал.
Внезапно ее глаза наполнились слезами, отражающими солнечный свет. Сабрина крепко сжала губы, и они стали походить на тонкую линию. Подобрав юбки, Сабрина зашагала в сторону трибуны.
— Думаю, мы поедем домой с мистером Бентли, — бросила она через плечо.
Колин наконец смог выдохнуть. Он подошел к Джеффри, который прятался от него за ближней лошадью. Когда Колин приблизился к нему, тот сунул руки в карманы и опустил глаза на землю; солнце заиграло в его светлых кудрях.
