— Он заявил, что не станет вести переговоров ни с кем, кроме вашей светлости, — подтвердил управляющий.
Герцог вздохнул.
— Значит, мне придется с ним встретиться. Не стану скрывать, Данблейн, я вне себя от ярости!
— Я опасался, что так и будет, ваша светлость. Не раз я просил вашего отца, чтобы он отправил Торквила в школу, а затем — в университет.
— Но мой отец никогда не слушал добрых советов, — горько закончил герцог. — Сколько лет Торквилу сейчас?
— Скоро исполнится семнадцать, ваша светлость. Он в том же возрасте, в каком были и вы, когда покинули замок.
Герцог понял: мистер Данблейн хочет, чтобы он представил на месте Торквила себя в шестнадцать лет — страдающего, оскорбленного, раздираемого жаждой мести и желанием обрести долгожданную свободу.
— Он вообще чему-нибудь учился? — спросил герцог.
— Да, ваша светлость. Ваш отец выписал из Лондона нескольких учителей, но, к несчастью, учеба скоро наскучила Торквилу.
— И неудивительно, — отозвался герцог. — Представляю себе, что за людей пригласил к нему отец!
— Мальчику, ваша светлость, не хватало друзей его возраста и одинакового с ним положения.
— А те трое, кого схватили вместе с ним?
— Сыновья арендаторов, ваша светлость. Хорошие ребята, но совершенно неотесанные.
— Да все это просто смешно! — воскликнул в раздражении герцог. — Какая-то средневековая чушь! Как вы это допустили?
Но сам он понимал, что зря мечет громы и молнии на беднягу Данблейна.
Управляющий делал для Торквила все, что мог, — так же как в свое время и для самого герцога. Но бороться с отцом было невозможно.
— Ну ладно, что же нам теперь делать? — спросил он, немного успокоившись.
— Я бы почтительно посоветовал вам послать верхового к Килкрейгу и договориться о встрече на завтра. Сюда он не поедет.
— Вы хотите сказать, что мне придется ехать к нему? — В герцоге вдруг взыграла неукротимая гордость.
— Я понимаю, что это унизительно для достоинства вождя клана. Но, ваша светлость, у него в руках крупный козырь.
— Торквил! — проворчал герцог.
— Вот именно.
— Хорошо. Но предупреждаю вас, Данблейн: если с Килкрейгом окажется трудно сладить, я пошлю Торквила ко всем чертям! Не собираюсь унижаться и либезить из-за какого-то мальчишки.
Голос герцога звучал уверенно, но сам он ясно понимал, что кривит душой не только перед управляющим, но и перед собой.
Он не может допустить, чтобы его племянник и предполагаемый наследник предстал перед судом в Эдинбурге, словно простой воришка!
Более того, в лице Торквила будет унижен и весь клан. Ведь все члены клана носят одну фамилию и считают себя членами одной семьи.
Герцог знал, что любой из его подданных будет сражаться за честь вождя, как за свою собственную, но и вождь обязан защищать и оберегать честь клана.
— Чем скорее мы покончим с этой историей, тем лучше! — резко бросил герцог. — Пошлите Килкрейгу известие, что я готов встретиться с ним завтра в полдень. Надеюсь, вы со мной поедете?
— На земле Килкрейгов, ваша светлость, вы должны выглядеть, как подобает вождю. Вам неприлично путешествовать в одиночку или вдвоем со слугой — это признак слабости.
Герцог удивленно взглянул на управляющего.
— Кого же я должен взять с собой?
— Оруженосцев, пажей, личных слуг и волынщика — так путешествовали ваши предки, — объяснил Данблейн.
— Боже правый! Вы уверены, что в наше время это необходимо? — спросил герцог.
— Как я уже вам объяснил, путешествие без приличествующей свиты показало бы вашу слабость, а ведь у нас и без того на руках плохие карты.
Герцог стукнул кулаком по подлокотнику кресла:
— Нет, это невозможно! Как будто я перенесся куда-то в мрачное Средневековье! В Англии, Данблейн, знатные люди не воруют друг у друга коров и не захватывают друг друга в плен. Даже дуэли уже выходят из моды, и все больше людей предпочитают решать споры за бокалом вина, как джентльмены и цивилизованные люди.
— К несчастью, ваша светлость, Килкрейг очень похож на вашего отца, а тот всегда предпочитал удар меча любому разумному аргументу.
— Ладно, — проворчал герцог. — Пусть будет так! Делайте, как знаете, Данблейн, я же только надеюсь, что смогу выбраться из этой истории, сохранив хотя бы остатки гордости!
Он встал и пошел к дверям. На пороге герцог обернулся и спросил;
— Вы, наверно, ждете, что я надену этот клоунский наряд?
— Если вы имеете в виду тартан, ваша светлость, то да, вы должны предстать перед Килкрейгом одетым как вождь — вождь клана Макнарнов.
Герцог молча вышел, с силой захлопнув за собой дверь.
Герцог проснулся в крайне дурном расположении духа.
Няня-шотландка сказала бы, что ему «черный черт сел на плечо».
Слуга, очевидно, повинуясь указаниям мистера Данблейна, положил перед ним шотландский костюм, сшитый в Лондоне.
Герцог даже не примерял этот костюм — попросил портного, чтобы все было сделано как следует, и тут же об этом забыл.
Однако портной оказался человеком добросовестным и сшил парадный костюм вождя шотландского клана по всем правилам.
Выйдя из ванной, герцог хмуро разглядывал клетчатые штаны, какие надевает, отправляясь на верховую прогулку, вождь вместо традиционного килта.
Кроме штанов, здесь были полотняная рубаха, клетчатая куртка и клетчатый плед цветов клана Макнарнов с серебряной брошью на левом плече.
При одном воспоминании об этом в глазах у герцога потемнело.
Его отец часто носил такой костюм… И вдруг он взорвался.
— Уберите все это! — резко приказал он. — Я оденусь, как джентльмен, каким был до сих пор и каким надеюсь остаться!
Спускаясь к завтраку, он заметил, что одетые в клетчатые килты слуги смотрят на него с недоумением.
Но это еще больше укрепило в герцоге решимость не подчиняться нелепым, давно отжившим свой век обычаям.
— Уильям, чем ты собираешься сегодня заняться? — обратился он к лорду Хинчли нарочито небрежным тоном, словно ничего не заметив.
— Лучше не спрашивай, а то умрешь от зависти, — отозвался лорд Хинчли. — Буду удить рыбу.
Герцог не ответил, тогда лорд Хинчли продолжал:
— Данблейн говорит, что эта река поблизости от замка изобилует лососем. А завтра, если ты не возражаешь, я хотел бы поближе познакомиться со знаменитыми шотландскими куропатками.
Герцог с удовольствием тоже отправился бы на охоту или рыбалку. Понятно, что намерения приятеля не улучшили его настроения, а только вызвали зависть.
Он ел рассеянно, хотя завтрак, к его удивлению, приправленному некоторым разочарованием, оказался очень неплох.
