— Вы, конечно, не знаете, милорд, что среди женщин, нанятых вашей новой экономкой, есть молодая девушка по имени Мэри Белл.
Она подчеркнула слово «новой», и граф, перебив девушку, спросил:
— Моя новая экономка? Существует ли, мисс Стенфилд, какая-то причина, по которой у меня не должно быть экономки?
— Это как вам будет угодно, милорд, — ответила Дорина. — Вы вольны нанимать людей по своему усмотрению, но то, что я сейчас узнала от миссис Белл, матери Мэри, с трудом укладывается у меня в голове. Невозможно поверить, чтобы такое могло произойти в Ярде.
— Что случилось? — спросил граф немного резко.
— Мэри Белл только-только исполнилось шестнадцать, и сегодня утром она в слезах прибежала к матери, потому что один из ваших гостей набросился на нее, и… и… едва…
От волнения и стыда она запнулась, но, видя, что граф молчит, продолжала:
— Мэри бросилась за помощью к экономке, но та заявила ей, что либо девушка будет делать то, что от нее требуют гости вашей милости, либо ее уволят — немедленно и без рекомендаций, и сама экономка позаботится о том, чтобы всю семью девушки выгнали из коттеджа, где они живут.
Дорина пыталась говорить как можно медленнее и отчетливее, хотя это давалось ей нелегко. Наконец, поддавшись обуревавшим ее чувствам, она вскочила и гневно воскликнула:
— Как могло такое случиться именно в Ярде! Мы всегда были здесь так счастливы, и все арендаторы вашего дядюшки считали себя членами одной семьи!
Слова, казалось, сами слетали с языка, подгоняемые яростью и обидой.
— Надеюсь, — кивнул граф, — вы вполне уверены в том, что этот факт действительно имел место и это не просто истерические фантазии молодой девушки?
Дорина задохнулась от возмущения.
— Я должна была предвидеть, милорд, что вы так отнесетесь к моему рассказу!
Теперь она рассердилась еще больше.
— Ваш новый управляющий уволил всех старых слуг, которые, как я уже сказала, считали себя членами семьи и так гордились Ярдом, что никогда не допустили бы здесь подобного происшествия.
Граф хотел сказать что-то, но Дорина продолжала:
— И вместо них он нанял людей, которых не потерпели бы ни в одном приличном доме, не говоря уже о поместье вашего дяди, будь он жив!
— Этого не может быть! — пробормотал граф.
— Если вы считаете, будто я способна лгать относительно таких важных вещей… то мне просто стыдно и горько сознавать, что именно вы заняли место человека, которого любила и почитала вся округа.
Она судорожно, прерывисто вздохнула и попыталась сказать что-то еще, но голос прервался, а на глазах выступили слезы, которые девушка досадливо смахнула.
Граф медленно встал.
— Думаю, мисс Стенфилд, нам лучше еще раз начать с самого начала. Прежде всего объясните, почему вас так трогает все происходящее в поместье, и подскажите, как мне удостовериться в том, что все обвинения, выдвигаемые вами, не являются преувеличением или искажением фактов.
Он говорил спокойно, невозмутимо, но таким властным голосом, что Дорине собственная речь показалась чересчур драматичной. Однако она по-прежнему была преисполнена ярости и боялась к тому же, что граф отмахнется от всего сказанного, как от не имеющих значения пустяков. И поэтому почти сверхчеловеческим усилием воли девушка заставила себя сесть.
Граф последовал ее примеру и заговорил все тем же спокойным тоном, от которого весь запал Дорины куда-то пропал и девушка мгновенно остыла.
— Дворецкий объявил, что вас зовут мисс Дорина Стенфилд. Вы живете в деревне?
— Милорд, я дочь викария.
— Теперь я понимаю. Значит, каждый раз, когда случается неприятность, жители деревни обращаются за помощью к вашему отцу. Но почему в этом случае миссис Белл пришла к вам?
— Миссис Белл — почтенная респектабельная женщина, — сухо пояснила Дорина, — и ей стыдно говорить с моим отцом о подобных вещах.
— Поэтому она предпочла обо всем поведать вам, юной и, да будет мне позволено сказать, крайне неискушенной в подобных вопросах девушке.
— Если под неискушенностью вы подразумеваете, что мы в Литл Содбери не привыкли к подобному поведению, милорд, то это совершенная правда, — поспешно заверила Дорина. — И миссис Белл пришла ко мне лишь потому, что ей больше не к кому обратиться: моей матери давно уже нет в живых. Но граф всегда оберегал нас и служил для всех образцом порядочности и благородства.
Дорина говорила просто, но эти слова не могли не произвести впечатления на Оскара.
— А сыновья вашего дяди, — продолжала Дорина, — были примером для всех юношей в Литл Содбери. — И, наградив графа еще одним неприязненным взглядом, добавила: — Не могу представить, чтобы джентльмены, посещавшие в прошлом Ярд, могли повести себя подобно вашему гостю! И любой из старшей прислуги встал бы на защиту бедной девушки вместо того, чтобы запугивать ее еще больше!
Граф, немного помолчав, покачал головой:
— Вполне могу понять, мисс Стенфилд, что услышанное потрясло вас, и могу лишь глубоко сожалеть, что любой мой гость, если это, конечно, правда, способен так оскорбить молодую девушку!
— Конечно, это правда, — кивдула Дорина. — Мэри никогда не лжет и, любой в деревне скажет вам, что она очень сдержанна и никогда не жалуется по пустякам. Если вы думаете, что она поощряла ухаживания джентльмена, могу вас заверить, что девушка искренне потрясена случившимся и смертельно напугана, поскольку мы здесь, в глуши, еще не встречались с такой развращенностью.
Прежде чем она успела сказать еще что-то, граф сухо заметил:
— В таком случае, мисс Стенфилд, вам очень повезло!
Он припомнил, сколько таких сцен приходилось ему наблюдать во Франции, да и в Англии, куда перекинулась эта мода преследовать каждую понравившуюся женщину, независимо от ее социального положения.
Граф, однако, был крайне раздражен тем, что кто-то из его гостей посмел осквернить невинность молоденькой девушки. Но перед тем как осудить джентльмена, о котором шла речь, он хотел быть абсолютно уверенным, что вся эта история не просто истерическая выдумка напуганной чем-то девушки.
— Если вы, милорд, — снова заговорила Дорина, — собираетесь подыскивать извинения тому, что любой порядочный человек назвал бы отвратительным, из ряда вон выходящим случаем, мне, со своей стороны, больше нечего сказать по этому поводу. Могу только просить, чтобы вы, хотя бы из чувства справедливости, не позволили своей экономке исполнить ее угрозу и лишить жилья Беллов, всю жизнь прослуживших семье Ярдкомбов.
— Неужели вы действительно верите, что я на это способен? — резко бросил граф.
Впервые в жизни молодая и хорошенькая особа проявляла по отношению к нему такую враждебность и, хотя поначалу это забавляло графа, в конце концов ее нападки задели его самолюбие.
