Она никогда не понимала, скольким он ей обязан. Во время войны на Пиренеях Констанцию де лас Торрес еще девочкой выгнали из дома и изнасиловали. Ей, лишенной средств к существованию, одинокой, молодой и привлекательной, оставался лишь один путь. Позже она приехала в Англию вместе с британским офицером в качестве его любовницы. Когда их связь кончилась, она стала лондонской куртизанкой, известной под именем Ла Палома. Голубка.
Кайл пришел к ней восемнадцатилетним девственником. Констанция была старше его более чем в два раза. Она заворожила его с первого взгляда, когда он увидел ее в ложе оперного театра. Заворожила не только своей смуглой экзотической красотой. Он потребовал у общего знакомого, чтобы тот представил его, и сразу же пригласил ее на поздний ужин после спектакля.
Он изо всех сил старался вести себя как светский молодой человек, но провести ее ему не удалось ни на одну минуту. Однако Констанция ничем не выдала своего снисходительного отношения. Приняла его в свои объятия с такой щедростью, от которой он почувствовал себя мужчиной из мужчин.
Даже в тот, самый первый раз он осознал, что испытанное с Паломой выходит далеко за пределы самых сильных и острых чувственных удовольствий. Невзирая на профессию, которая многих женщин ожесточает, делает холодными и бесчувственными, ей удалось сохранить такое редкое и драгоценное качество, как душевная теплота. С ней он нашел умиротворение. Она заполнила пустоту, возникшую в его душе после того, как они с Домиником разошлись. Лишь много позже Кайл осознал, что и он ей дал немало. И все же она сопротивлялась его настойчивым просьбам стать его постоянной любовницей. Говорила, что ее время прошло, что такой блестящий молодой человек достоин не менее прекрасной молодой девушки.
Молодость ее действительно ушла безвозвратно. На том рынке, где больше всего ценятся юность и красота, ее ждало мрачное будущее. Однако Кайлом двигало неистовое желание во что бы то ни стало удержать ее рядом. Он не мыслил своей жизни без нее.
– Мне всегда хотелось поехать в Испанию. Теперь у меня есть повод, – проговорил он небрежным тоном, стараясь скрыть свои истинные чувства. – Мы будем лежать под апельсиновым деревом и вдыхать теплый ветер, пахнущий цветами.
– Да .. – Лицо ее вновь озарилось чудесной улыбкой Мадонны. – Конечно, Господь не откажет мне в этом.
Он улыбнулся в ответ, с отчаянием спрашивая себя, как будет жить без нее.
Мальчик вышел из кабинета отца с ошарашенным, ошеломленным видом. Попытался взять себя в руки Расправил плечи, прошел через большой холл, спустился по каменной лестнице. Лакей молча распахнул перед ним дверь.
Каш промчался вокруг дома, завернул за угол. Лицо его пылало от возбуждения.
– Ну что, тебе удалось его провести? Доминик облизнул пересохшие губы.
– О да! Он принял меня за тебя.
На губах брата заиграла озорная усмешка.
– Я же говорил, Рексэм не может нас различить, хоть он и отец.
Теперь Доминик уже не мог припомнить, почему мысль о том, чтобы обмануть отца, показалась ему вначале такой забавной.
– Конечно, не может! Он же нас едва видит. Он близорук, как сова.
Кайл наконец заметил его настроение и нахмурился.
– В чем дело? Он что, вызывал меня для того, чтобы наказать? Побил тебя вместо меня? Честное слово, Дом, я бы ни за что не предложил тебе этот трюк, если бы предполагал такое.
– Нет, он меня не побил. Хуже, намного хуже. – С дрожью в сердце Доминик оглянулся на мрачный, внушительный фасад дома. – Бежим наперегонки в оранжерею. Там я тебе расскажу.
Он пустился бежать. Брат за ним. Добежав до круглой башни в греческом стиле, возвышавшейся над садом, оба с трудом переводили дух. Кайл, никогда не уступавший ни в одном состязании, прыжком одолел последние несколько футов и коснулся рукой нижней каменной ступеньки в тот момент, когда Доминик тоже ее достиг. – Я первый!
– Нет – Тяжело дыша, Доминик враждебно смотрел на брата. Однако протестовал он больше для вида. Повернулся, сел на верхнюю ступеньку, не замечая окружавших их роскошных растений. – Он.. он собирается отправить нас в разные школы.
– Что?! – Кайл тяжело опустился рядом с ним. – Он не может этого сделать!
– Может. Он уже это сделал – Доминик сглотнул слюну, борясь с подступающими слезами. – На Михайлов день, двадцать девятого сентября, ты поедешь в Итон, а я отправлюсь в Рагби[2].
Он физически ощутил волну молчаливой боли, исходившую от брата. Ощутил отражение своего собственного ужаса, после того как Рексэм объявил о своем решении. С самого первого момента, как он себя помнил. Кайл всегда был рядом. Он скорее мог бы прожить без правой руки – пусть ее отрежут! – чем без брата-близнеца.
– Может быть, маме удастся его отговорить.
– Он ее никогда не слушает! Он вообще никого не слушает. Это была чистая правда.
– Я сделаю так, что меня выгонят из Рагби. Тогда, может быть, он разрешит мне поехать в Итон.
– Нет. Он тебя побьет, но в Итон все равно не отправит. – Кайл задумчиво нахмурил брови. – Вообще в этом есть свой смысл. В конце концов, я ведь должен стать графом, а все графы Рексэмы учились в Итоне. – Он оценивающим взглядом окинул холмы Нортхемптоншира, простиравшиеся до самого горизонта земли Рексэма – Ты всего лишь младший сын.
– Ты старше меня только на десять минут! Отчаяние Доминика мгновенно превратилось в ярость.
Он накинулся на брата с кулаками. Тот, не раздумывая, дал сдачи.
– Я наследник. А ты последыш. Ведь это меня он позвал, чтобы обсудить наше дальнейшее образование. Ты оказался там только потому, что мы задумали его провести.
Они катались по траве, пиная друг друга ногами. Казалось, это лишь одна из тех мимолетных яростных ссор, которые время от времени возникали между ними. Драка закончилась в тот момент, тогда от сильного удара Кайл стукнулся головой о каменную ступеньку и затих.
Доминик в панике опустился на колени около брата. Из глубокой раны над ухом текла кровь. Доминик выхватил носовой платок, сложил и прижал к ране.
– Кайл, что с тобой ?
Тот открыл затуманенные глаза:
– И все равно я на десять минут старше тебя, Дом. Доминик со вздохом облегчения присел на корточки. Крепче прижал платок к ране на голове брата.
– Старше еще не значит лучше.
