На этот раз она не засмеялась. Губы ее сжались, а глаза засверкали гневом. Собаки, развалившиеся на ковре, тотчас же встали и навострили уши, заметив настороженное выражение глаз герцога. Арабелла успокаивающим жестом погладила их по головам. Потом сказала с ледяным сарказмом:
– Какая забота с вашей стороны, сэр. Может быть, вы извините меня, если мне не удастся увидеть вашими глазами преимущества брака с совершенным незнакомцем, оказавшимся, однако, способным довести человека до самоубийства, чтобы завладеть его состоянием. Вы должны также понять, что я не столь уж жалкое существо, чтобы претендовать на покровительство любого представителя мужского пола. Возможно, это вас удивит, милорд, но есть женщины, способные полагаться на собственные силы.
Она сжала руки жестом, означавшим окончательность и непреклонность.
Герцог в ответ только глотнул вина и молча посмотрел на нее. Арабелле показалось, что он рассчитывает на ее благоразумие и на то, что она непременно изменит свое решение и пожалеет об опрометчиво сказанных словах. И потому, должно быть, он готов предоставить ей время взять их назад во зрелом размышлении. Его тяжелые веки придавали ему вид человека праздного и вялого, если бы не пронзительный взгляд серых глаз. В их выражении было нечто будоражащее, намекающее на опасность. Впечатление угрозы усугубляли смоляные брови и одинокая белоснежная прядь среди черных волос, спускавшаяся на широкий лоб.
– Мне достаточно часа, чтобы приготовиться к отъезду, – сказала Арабелла ледяным тоном. – Я не смогу сегодня вывезти все свое имущество, но попрошу Франклина подержать мои вещи некоторое время на чердаке, пока не устрою свои дела, и тогда пришлю за ними. Думаю, вас это удовлетворит, ваша светлость.
– Нет, – возразил он, – никоим образом. – Он снова повернулся к графину и наполнил бокал. – У меня нет ни малейшего намерения выбрасывать вас из дома. Оставайтесь здесь сколько угодно.
Она нахмурилась:
– Не понимаю. Вы позволите мне остаться здесь?
Он снова повернулся к Арабелле. Улыбка, сверкнувшая в серых глазах, преобразила его лицо. И теперь она не находила ничего устрашающего ни в его черных бровях, ни в белой пряди волос.
– Разумеется. Я не такой людоед, каким кажусь вам, леди Арабелла.
Его улыбка была заразительной, и лицо ее смягчилось. Скорее всего, она неправильно судила о нем, ведь он признался в содеянном. Но каковы бы ни были ее отношения с Фредериком, как-никак он был ее единокровным братом. Этот человек не мог знать о том, что их равнодушие друг к другу порой граничило с прямой враждебностью. Но то, как он рассказал ей о смерти Фредерика, в лучшем случае можно было назвать пренебрежительным и небрежным, в худшем – черствым и жестоким. Он ни на секунду не задумался о ее чувствах. И все же эта его улыбка намекала на то, что в характере этого человека есть и другие, более привлекательные черты.
Арабелла предпочла выбрать нейтральный тон:
– Простите меня, если я покажусь вам невежливой, герцог. Ваша новость вызвала у меня шок. Но мне следует поблагодарить вас за ваше предложение.
Он поклонился:
– Для меня это удовольствие, мадам.
Он потянулся, взял ее руку, поднес к губам и легонько дотронулся ими до ее кожи. В соответствии со светскими правилами губы мужчины не должны были коснуться ее, учитывая краткость знакомства. Достаточно было поцеловать воздух над тыльной стороной ее ладони, но Арабелла решила, что сейчас неподходящий момент для того, чтобы придерживаться столь строгих правил. Если он готов был позволить ей остаться в доме, до тех пор пока она не подготовится к отъезду должным образом, имело смысл бытье ним любезной.
– Позвольте мне предложить вам поесть, прежде чем вы вернетесь в Лондон, – сказала она, убирая руку, как только он ее выпустил из кончиков пальцев. – Уже почти полдень, а вы, должно быть, рано встали нынче утром.
– Я выехал на рассвете, – ответил он непринужденно. – Но в Лондон возвращаться не собираюсь, мадам.
– О? – Ее красиво очерченные брови недоуменно поднялись. – Значит, в Кенте у вас есть друзья?
Он покачал головой, и глаза его так ярко блеснули, что по коже ее снова побежали мурашки в предчувствии неизвестной опасности.
– Нет, – ответил он. – Но у меня есть дом в Кенте и, похоже, очень славный. – И он сделал жест, охвативший все, что их окружало. – Я намерен остаться надолго. Мне надо обсудить дела с управляющим, я надеюсь повидать арендаторов и, разумеется, познакомиться с прислугой. Вы согласитесь, конечно, что в летнюю жару в деревне гораздо приятнее, чем в Лондоне.
Пол под ногами Арабеллы закачался, как зыбучий песок.
– Похоже, я очень несообразительна, – выговорила она медленно. – Должно быть, это от жары. У меня создалось впечатление, что вы дали мне разрешение остаться здесь до тех пор, пока я не устрою свои дела.
Он поклонился:
– Это так. Вы можете здесь оставаться столько, сколько вам будет угодно.
– И… простите меня, должно быть, в этом вопросе я проявляю особенную недогадливость… вы собираетесь остаться под одной крышей со мной? – Снова ее брови взметнулись вверх.
– Разумеется, миледи. И вы прекрасно оценили ситуацию.
Он улыбнулся непринужденно и дружески, и на этот раз ей показалось, что его улыбка не таит ни малейшей угрозы. И снова в ее золотистых глазах загорелся гнев.
– Вам, очевидно, нравится дурачить меня, герцог. И я не приложу ума, что я такое сделала, чтобы заслужить это. Прошу прощения.
Она направилась было к двери.
Джек опередил ее и положил руку на косяк. Обе собаки заворчали, шерсть у них на загривках поднялась дыбом.
– Успокойтесь. Сидеть, – приказал он им.
К досаде Арабеллы, они послушались, хотя не спускали с него глаз.
– Я вовсе не дурачу вас, Арабелла, – сказал он. – Поверьте, я никогда не позволил бы себе ничего подобного. Вы ведь делили этот дом со своим единокровным братом. Разве не так?
Она решила не обращать внимания на его фамильярное обращение, как и на его летучий поцелуй, и скрестила руки на груди, показывая, что вполне владеет ситуацией и ничто не может ее поколебать и сбить с толку. На самом деле каждая клеточка тела и ее нервы были напряжены до предела. Она была готова действовать, что бы ни уготовила ей эта странная встреча.
– Он нечасто навещал этот дом, – ответила Арабелла, невольно припоминая те ужасные случаи, когда Фредерик заявлялся с шумной компанией дебоширов и завладевал всем домом.
Из чистого чувства самосохранения она удалялась в свои комнаты и не выходила из них до их отъезда.
– И никто не находил в этом ничего неподобающего, – подытожил он.