Корнелия надела очки. Они дали ей ощущение укрытия и защищенности от окружающего мира. Когда она сошла вниз, ее вид вызвал удивленное восклицание у мистера Масгрейва, но она сказала ему, что у нее болят глаза, и он решил, что она хочет скрыть слезы.
Пусть думает что хочет. Очки — это ее защита, и она будет их носить.
На вокзале Юстон их встречал лорд Бедлингтон. Из своего очкового укрытия Корнелия наблюдала за ним, когда он, поблагодарив мистера Масгрейва за услуги и отпустив его, сел в карету, и они поехали на Парк-Лейн.
Лорд Бедлингтон ничуть не старался быть любезным со своей племянницей-сиротой.
— Твоя тетя познакомит тебя с молодыми людьми твоего возраста, — сказал он. — Сейчас дается много балов, на которые тебя начнут приглашать, как только станет известно о твоем прибытии в Лондон. Тебе будет весело, моя дорогая.
— Благодарю вас, дядя Джордж.
Корнелия решила говорить как можно меньше, чтобы не сказать чего-либо неуместного.
— Я надеюсь, ты умеешь танцевать? — спросил ДЯДЯ.
— Немного, — призналась Корнелия.
Она не упомянула, что единственным ее партнером был отец, а мама играла для них на вечно расстроенном пианино, стоявшем у них в гостиной.
— Найти для тебя учителя не составит труда, — сказал лорд Бедлингтон. — Наверное, тебе захочется многому научиться, раз ты будешь появляться в обществе. Не стесняйся, проси все, что будет тебе нужно.
— Мистер Масгрейв сказал мне, вы желаете, чтобы я жила с вами до совершеннолетия.
— Это верно, — подтвердил лорд Бедлингтон. — Я уверен, что таково было бы желание твоих родителей, особенно теперь, когда у тебя есть небольшое состояние.
Корнелия почувствовала, как ее губы скривились в саркастической усмешке. Значит, вот что дядюшка называет небольшим состоянием, подумала она, эти тысячи фунтов, получаемые каждые три месяца.
Щегольская одноконная карета, в которой они ехали, на хорошей скорости двигалась к Уэст-Энду. Перед тем как сесть в карету, Корнелия обратила внимание на лошадь и одобрила ее ухоженную до лоска шкуру и украшенную гербами упряжь.
— Я надеюсь, ты немного развеселишься, — продолжал лорд Бедлингтон. — У тебя была печальная жизнь, ты потеряла отца и мать, а теперь и кузину.
— В Розариле я была очень счастлива, — возразила Корнелия. — Разве мне нельзя было остаться там?
— Одной? Разумеется, нет. Я и слышать об этом не хочу, — резко сказал дядюшка.
— Я вернусь туда, когда мне исполнится двадцать один год.
— Если захочешь, но к тому времени ты уже будешь замужем, — ответил он.
— Замужем? — удивленно повторила Корнелия и покачала головой.
— Ну конечно же, — весело проговорил лорд Бедлингтон. — Все молодые леди должны рано или поздно выходить замуж. У тебя будет достаточно времени, чтобы подумать об этом — после того как ты устроишься на новом месте. Ты увидишь, что в Лондоне очень весело, а твоя тетя познакомит тебя со всеми подходящими людьми.
— Благодарю вас.
Интересно, размышляла Корнелия, что бы он подумал, если бы она сказала то, что думает, — что не хочет знакомиться с этими «подходящими людьми». Ей нужен только Джимми и такие же мужчины, как он, с кем можно говорить о лошадях. Но разве такое скажешь? Теперь трудно будет говорить прямо и открыто, как она привыкла с детства.
В Лондоне она будет всего лишь девчонкой, только что вышедшей из классной комнаты, и ей надлежит с уважением относиться к старшим, быть благодарной за малейшее проявление доброты и стремиться главным образом к тому, чтобы привлекать молодых людей, среди которых ей полагается найти себе мужа.
Нет, сказать ей было нечего; она лишь чувствовала, что ненавидит в этом чужом мире всех и вся.
Дядя долго молчал, потом прочистил горло и заговорил:
— Сейчас мы проезжаем по Гросвенор-сквер, моя дорогая. Ты видишь, какие здесь красивые дома?
— Да, вижу, — ответила Корнелия.
Вновь наступило молчание, нарушаемое лишь позвякиванием упряжи и цоканьем лошадиных копыт.
— Через минуту мы будем на Парк-Лейн, — пробормотал дядя.
.Впереди образовался небольшой затор, и карета почти остановилась: несколько экипажей выезжали с Парк-Лейн. Корнелия увидела их пассажирок — женщин в боа из перьев и широкополых шляпах, щедро украшенных цветами, которые грациозно держали в руках изящные зонтики от солнца.
«Рядом с ними я буду выглядеть огородным пугалом», — подумала Корнелия.
Карета снова медленно двинулась вперед. Внезапно она услышала, как дядя сдавленно пробормотал какое-то ругательство и уставился в окно. Она тоже посмотрела и увидела: на другую сторону улицы с Парк-Лейн только что вылетел эффектный желтый с черным фаэтон. Внимание Корнелии сначала привлекли лошади — гнедые, с примесью арабской крови, о чем свидетельствовали круто выгнутые шеи и широкие, нервно трепещущие ноздри. А уже потом она заметила, что этими не в меру разгоряченными лошадьми великолепно правил возница — темноволосый, широкоплечий молодой человек в цилиндре, с крупным цветком красной гвоздики в петлице.
А он красивый, подумала Корнелия, гораздо красивее, чем все мужчины, которых она когда-либо видела. Ей раньше и в голову не приходило, что мужчина может быть так изысканно одет и в то же время так привычно и умело управляться с фаэтоном и упряжкой. Она инстинктивно отдала должное его искусству.
Корнелия и лорд Бедлингтон были не единственными, кто разглядывал молодого человека, чьи лошади то и дело вскидывались, порывались понестись вскачь и, казалось, грозили опрокинуть хрупкий экипаж, в который были впряжены. Прохожие останавливались, чтобы понаблюдать за этой древней борьбой между лошадью и человеком, которая закончилась так же неожиданно, как и началась: возница победил, и лошади снова перешли на ровную рысь. Фаэтон быстро покатил по улице и скрылся из глаз.
— Отлично сделано! — негромко воскликнула Корнелия, но, взглянув на дядино лицо, пожалела, что не промолчала.
Его густые брови были нахмурены, а губы плотно сжаты от гнева. Корнелия, хотя и была неопытна во многих вещах, все же понимала, когда мужчина приходил в ярость и распалялся до белого каления. К тому же она вспомнила и ругательство, которое он пробормотал, увидев фаэтон. Ему чем-то не понравился возница, подумала она и, обладая природным тактом, поспешно спросила:
— Там, впереди, — парк? Какой красивый! Взгляд дядиных глаз смягчился.
— Да, это Гайд-парк, — ответил он. — Наши окна выходят на него, так что ты не будешь сильно скучать по сельской местности.
У Корнелии на этот счет было свое мнение, но она промолчала, и через несколько минут они остановились перед парадной дверью с портиком. Соскочивший с козел лакей распахнул дверцу. Как только карета остановилась, на верхней ступени лестницы, ведущей в дом, появился дворецкий. В холле двое лакеев в ливреях и париках поклонились ее дяде и приняли у него шляпу и трость.
