— Джину не составит труда отыскать тебя в Лармуре. И даже за его пределами.
— Но я…
Она беспомощно покачала головой. Как бы ни хотелось ему обнять ее и утешить, Финли сдержался. Он понимал, что его объятия не успокоят ее сейчас. Скорее всего она закричит и станет вырываться.
— Позволь мне помочь тебе, Кенна. Пожалуйста…
— Ты такой же, как он, — прошептала она.
— Нет, я не такой, — возразил Финли. — Я действительно проклят, но я не обижу тебя. Клянусь душой своего отца, что я не причиню тебе зла.
Она в отчаянии всплеснула руками.
— Я не знаю, что делать! Что же мне делать?
Вероятно, этот вопрос она задала самой себе, но Финли ответил:
— Если ты хочешь жить, Кенна Грэм, ты поедешь со мной.
Она тихонько вскрикнула, затем уставилась в землю. Наконец со вздохом пробормотала:
— Ладно, хорошо. До сих пор ты не сделал мне ничего плохого. А он сделал. Думаю, только этим ты от него и отличаешься.
Финли поморщился. Эти слова Кены ужасно его обидели. Конечно же, она считала его чудовищем. И она была права.
Конь снова захрипел и метнулся в сторону. Кенна услышала, что Маклейн что-то проворчал себе под нос. Затем он дернул за поводья, и конь вроде бы успокоился. Руки его были прижаты к ее рукам, а тело прижималось к ее телу.
Первые несколько минут она пыталась держать лодыжки скрещенными, чтобы бедра не так сильно прижимались к его бедрам, но вскоре мышцы стали нещадно болеть от неудобного положения. Наверное, вскоре ей придется забыть о приличиях и сесть по-мужски, раскинув ноги. Всякий раз, как конь слишком сильно ударял копытами о землю, спину ее сводило от боли.
— Тебе не холодно? — спросил Маклейн.
Конь опять метнулся в сторону, но всадник снова его успокоил.
— Нет, спасибо. Совсем не холодно.
На самом же деле ей было ужасно жарко — особенно в тех местах, где ее тело соприкасалось с его телом. Немного помолчав, она вдруг добавила:
— Этот конь вас не любит, лэрд Маклейн.
— Я заплатил за него достаточно, чтобы заслужить любовь. Но очевидно, конь не считает себя участником сделки, которую заключил со мной его хозяин.
— Как так случилось, что у вас нет своего коня?
— Лошади меня не любят, как ты уже заметила.
— Из-за того, что вы…
Повернув голову, она взглянула на него, но тут же снова уставилась на сумрачную дорогу.
— Да, вы правы, — ответил Маклейн. — Именно из-за этого.
Выходит, даже животные способны распознать его истинную природу. Какая досада, что Господь не наделил ее тем же разумом, что дал лошадям.
— Тогда как же вы путешествуете?
— Бегом.
— Но…
Она снова повернула голову. Что-то коснулась ее щеки, и она невольно вскрикнула. Что это было? Его губы? Или подбородок? По спине Кенны пробежали мурашки.
— Вы, кажется, сказали, что ваш замок в десяти милях отсюда.
— Да.
Как может человек пробежать двадцать миль за одну ночь? И вообще, как он путешествует? Неужели… и впрямь бегом?
Все вокруг наполнилось ночными звуками, и от этих звуков Кенне делалось не по себе, и более всего ее пугали совы. После каждого совиного уханья она в ужасе вздрагивала. И ни дымка, ни огонька вокруг. И казалось, что становится все темнее и темнее.
— Успокойся же, — пробормотал Маклейн.
Она подумала, что он снова успокаивает коня, но он осторожно провел ладонью по ее руке.
— Не бойся, все будет в порядке.
— Мне так не кажется, — прошептала Кенна в ответ.
Тихонько всхлипнув, добавила:
— Более того, мне кажется, что все… просто ужасно.
— Не плачь, девочка, — пробормотал Маклейн.
Она почувствовала, как его губы коснулись ее волос.
— Прости, милая.
Слезы подступили к глазам и, как ни старалась Кенна удержать их, покатились по щекам. Маклейн прижал ее голову к груди и прошептал ей в ухо:
— Поспи, девочка. У тебя был трудный день. Успокойся и поспи.
— Я не могу.
Кенна снова всхлипнула. А потом вдруг почувствовала, что действительно успокаивается. Возможно, ее успокаивал запах, исходивший от этого человека. Кто бы он ни был, от него замечательно пахло. Пахло прохладой и свежим морозным воздухом.
— Что ты такое, Маклейн? — сорвалось вдруг у нее с языка.
Он вздохнул и пробормотал:
— Не уверен, что смогу объяснить.
— Разве тебе не приходилось делать это раньше?
— Нет. Никогда. А объяснить действительно трудно. Ты никогда не слышала историй о существах, которых называют «обращенные»?
— Нет, кажется, нет.
Он немного помолчал, потом вновь заговорил:
— Это истории о проклятых существах… О мертвых, которые встают из могил, чтобы отомстить тем, кто сотворил над ними зло. Они рыщут по свету и живут, питаясь кровью своих жертв.
— И ты… Ты один из этих «обращенных»?
В голосе ее прозвучало сомнение. Он совсем не походил на труп. К тому же его сердце стучало у самой ее щеки.
— На самом деле я не умирал по-настоящему, — ответил Маклейн. — Уже пятьдесят лет я охочусь за своими врагами. И я действительно пью кровь.
Она почувствовала, как он затаил дыхание, сделав это признание. Да и сама она затаила дыхание. Неужели он… пил кровь?
— Чью кровь? — прошептала Кенна.
— Я… Я пытаюсь ограничиваться кровью животных. Специально для этого я держу несколько коров.
— Зачем?
— Ну, так проще, знаешь ли…
Она снова на него взглянула.
— Я не об этом. Зачем ты вообще пьешь кровь?
— Я должен. Чтобы жить. Потому что я вампир.
Вампир? Это слово ничего ей не говорило. Она никогда его прежде не слышала.
— И тебе нравится?..
— Что?
Кенна посмотрела ему прямо в глаза:
— Тебе нравится кровь?
Маклейн поморщился и пробурчал:
— Что касается коровьей крови, то ее можно назвать лишь сносной.
Подобный ответ ее не вполне устраивал, но Кенна уловила смущение в голосе Маклейна и немного приободрилась. Кем бы он ни был, этот человек, и что бы он ни пил, его, наверное, не следовало бояться. Но что же ей все-таки делать?.. Ехать с ним? Или уговаривать его, чтобы он ее отпустил? Но ведь она сама согласилась с ним ехать… Да куда она пойдет, если он ее отпустит? У нее нет собственного дома. И что ей делать, если ее найдет… тот французский монстр?
Вздохнув, она прислонилась к груди Маклейна.
— Так ты меня не укусишь?
— Нет, не укушу, — проворчал он в ответ.
Она почувствовала, что он положил руку ей на плечо. Рука оказалась тяжелой, но это была приятная тяжесть. Пожалуй, даже очень приятная. И Кенна вдруг поняла, что ей все это время недоставало такой вот тяжести. Тяжести мужской руки у нее на плече.
