Брат был вторым после отца человеком в мире, которого Летиция пылко любила, тем более что похожи они были как две капли воды.
Принц Павел не мог и мечтать о лучшем сыне. Юноша был красив, силен и ловок. Прекрасный наездник, настоящий спортсмен.
Более того, в голову Кирила ни разу не закралось ни одной сколько-нибудь подлой мысли, и все просто обожали его, как некогда любили его отца. И не только в столице, но и в любом другом уголке страны, который доводилось посетить Кирилу. Летиция часто слышала, каким уважением и любовью пользуется он в полку.
Он уже завоевал репутацию благородного и храброго воина, а один из генералов, как-то навестивших мать, говорил, что солдаты Кирила скорее умрут, нежели предадут своего командира.
Принцесса Ольга очень гордилась сыном, сама же Летиция, боготворившая брата, каждую ночь молилась о его счастье и здоровье.
Теперь же она корила себя за недогадливость. Как же это можно было не догадаться, что Кирил любит Стефани!
Он всегда выглядел таким счастливым, возвратившись из дворца, где виделся со своей любимой. Очевидно, собственная радость при встречах с братом мешала Летиции осознать, что он вполне может любить кого-то еще, кроме своих родных.
«Что за глупость с моей стороны, — думала она. — Разумеется, они со Стефани просто чудесная пара!»
Очень высокий, сильный и мужественный, Кирил, казалось, самой судьбой был предназначен защищать такое нежное, женственное и беспомощное существо, как Стефани.
Поскольку росли девочки вместе, Летиция считала Стефани почти что второй сестрой. Теперь же она узнала, как привязаны друг к другу Кирил и эта милая девушка.
В Стефани не было ничего от агрессивности матери — мягкость и доброту она унаследовала от отца.
Но одно дело — знать, как счастливы вместе могут быть эти двое, и совсем другое — понимать, что у них столько же шансов соединить свои судьбы, сколько у них с Мари-Генриеттой осуществить желания, о которых они рассуждали до прихода Стефани.
Если уж великая герцогиня твердо вознамерилась сделать из своей дочери королеву, убедить ее отказаться от этого будет невозможно.
Она пойдет на любые жертвы, не посчитается и с тем, что сделает свою дочь навеки несчастной, но решения своего ни за что не изменит.
Летиция подошла к окну.
Затем заговорила, и в голосе ее звучала решимость:
— Нужно что-то предпринять. И первым нашим шагом, хотя я еще не совсем понимаю, как это осуществить, будет следующее. Мы должны помешать королю сделать тебе предложение.
В комнате воцарилось молчание.
Обернувшись, она увидела, что Стефани и Мари-Генриетта взирают на нее с изумлением.
Затем, словно загипнотизированная уверенностью, звучавшей в голосе кузины, Стефани спросила:
— И ты… можешь сделать это? Но как?.. Как, Летиция?
— Пока не знаю, — ответила Летиция. — Но выход должен быть найден, и быстро!
Внезапно Стефани, словно испугавшись чего-то, заявила, что ей пора домой.
— Мама… не знает, что я пошла повидаться с вами…
— Думаю, ей лучше остаться в неведении, — сказала Летиция. — И, дорогая, постарайся не слишком огорчаться. Обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы спасти тебя!
— Правда? — робко спросила Стефани.
— Все, что в человеческих силах. И ты выйдешь замуж за Кирила, а не за короля, — ответила Летиция.
Вместо ответа Стефани обняла кузину, и у нее на глаза снова навернулись слезы. Потом она прерывисто воскликнула:
— Я люблю его!.. И только… он, Кирил, может стать… моим мужем! Но мама… она страшно рассердится…
Летиция знала, что кузина права, а потому предпочла не распространяться на эту тему.
Она расцеловала Стефани. То же самое сделала и Мари-Генриетта, затем, завязав ленты шляпки кузины, девушки проводили ее к входной двери.
Сперва Летиция выглянула проверить, нет ли кого-нибудь во дворе, затем Стефани тихо выскользнула за дверь и бегом припустилась к дворцу.
У главных ворот и парадного входа всегда стояла стража, а у боковой двери ее не было, и девушки это знали.
Летиция провожала кузину взглядом до тех пор, пока она не исчезла среди кустов и деревьев в саду, затем захлопнула входную дверь и, вернувшись в гостиную, сказала Мари-Генриетте:
— Похоже, весь мир перевернулся! Как же это мы с тобой проглядели, что Кирил и Стефани любят друг друга?
— Да, это странно, — согласилась Мари-Генриетта. — Но все равно кузина Августина никогда не позволит им пожениться.
— Однако мы не можем допустить, чтоб Стефани против ее воли выдали за короля, раз она любит Кирила.
— Да уж, это просто ужасно — стать женой человека, которого не любишь! — воскликнула Мари-Генриетта. — Хотя папа давным-давно говорил мне, что такова плата за корону и престол.
— Ты говорила с папой о замужестве?
— Да, и он рассказал, что ему очень повезло с мамой. Ну, в том смысле, что ему все-таки разрешили жениться на ней.
— Что-то не очень похоже на папу — рассуждать о таких вещах.
— Да, но в тот момент он был страшно огорчен из-за кузины Карлотты. Помнишь ее? Бедняжку заставили выйти замуж за это чудовище, принца Вуртенбергского, и она жаловалась папе, как ужасно несчастна!
Вспомнив родственников, Летиция пришла к выводу, что почти все они вступали в брак, руководствуясь прежде всего политическими интересами, а не зовом сердца.
Потом она подумала о великом герцоге и той несчастной жизни, которую он вынужден был влачить, будучи женатым на злобной прусской принцессе. Она находила это крайне унизительным и печальным.
— Знаешь, иногда мне кажется, — заявила она, — что анархисты по-своему правы, если хотят уничтожить монархию.
Мари-Генриетта тихо ахнула.
— Летиция! Ну как ты можешь говорить такие ужасные вещи!
— Да, знаю, — кивнула Летиция. — Но я все думаю о словах Стефани. Она права. Я и сама скорее умру, чем пойду замуж за нелюбимого человека!
— Но такова плата за королевский трон, — напомнила Мари-Генриетта.
Летиция не ответила, и сестра продолжала:
— По крайней мере, уж в чем, а в красивых платьях у нее недостатка не будет! Жить она станет в прекрасном дворце, есть разные вкусные вещи…
Летиция вздохнула, но спорить не стала.
Мари-Генриетта и раньше высказывалась в том же духе. Да и самой Летиции претило то положение, в котором пребывала их семья после смерти отца, претила вечная унизительная бедность, невозможность позволить себе хотя бы одно новое платье.
От этих грустных размышлений ее отвлек вскрик Мари-Генриетты.
— О, Летиция! Я вдруг подумала… Если в честь короля Виктора будет дан официальный прием, то кузина Августина просто не может не пригласить нас! А нам с тобой совершенно, ну абсолютно нечего надеть!..
