Найрин была приятна мысль о том, что ей никуда не нужно спешить. Такая роскошная жизнь! Она и мечтать не могла об этом год назад.
Иногда предсказуемость спокойной и сытой жизни начинала действовать на нервы. Недостаток ощущений Найрин вполне восполняла тем, что мучила и дразнила отца Дейн, – это занятие приносило ей все необходимое для приятного существования возбуждение.
Все, что от нее требовалось, – это найти способ избавиться от взбалмошной девчонки – дочери Гарри – до тех пор, пока он не опомнится.
Ей требовалось прочно и безжалостно привязать Гарри к себе, чтобы в случае, если ему придется принимать решение, она была бы абсолютно уверена – он примет ее сторону.
Страсть их достигла взрывоопасного предела. Она уже успела внушить Гарри едва ли не ненависть к собственной дочери, поскольку та лишала его возможности предаваться любовным утехам.
И вот она – последняя капля. Дейн сама дала Найрин козыри в руки своими глупыми выходками на барбекю у Пурди. Все случилось как нельзя кстати. Теперь оставалось лишь заручиться поддержкой Гарри.
Найрин всегда умела рисковать. Пришло время высоких ставок. Отец вернулся из города поздно. Дсйн не знала, успел ли он что-то прослышать о злополучной вечеринке. Не было никаких вестей и от Клея. Ни извинений, ни просьбы о свидании. Дейн из-за этого сильно нервничала.
– Мисс Дейн, доброе утро.
Девушка сидела за столом одна, как обычно, и Зенона подавала ей завтрак – яйца, овсянку, фрукты и печенье.
– Мистер Гарри хочет видеть вас, мисс Дейн, сразу после того, как вы позавтракаете.
– Спасибо, Зенона.
Итак, Найрин все ему выложила, не успел он за порог ступить. Сколько же ей пришлось его ждать? И чем это, интересно знать, они занимались после того, как эта мерзавка все ему выложила?
Дейн ела медленно, и гнев столь же медленно и грозно закипал в ней. Она не знала, на кого злится больше: на Найрин или на Клея. Последний был слишком уверен в ней. А может, он все же вчера объявился и этот незнакомец убил его?
О, ей нравилось представлять эту душераздирающую сцену, поскольку Дейн вытесняла из памяти иные картины, внушавшие ей чувство вины. Те сцены, когда она в объятиях незнакомца с жадностью принимает его поцелуи.
За всю ночь она ни разу не вспомнила об этом эпизоде – ум ее был занят другим. Она упивалась ненавистью к Найрин. И вот теперь на тебе: ей придется предстать перед лицом родителя еще до того, как она сможет увидеться с Клеем или узнать о его судьбе.
Ну да ладно! Отец скорее всего будет у себя в конторе, даже если никаких дел, требующих его присутствия там, нет. Все у них шло как по маслу – толковый управляющий умело управлял рабами, был скор на расправу, и если возникали какие-то проблемы, то с ними справлялся Бастьен, а не хозяин – Гарри Темплтон.
Отцу контора была ни к чему. Дейн подозревала, что он использует это здание как убежище – место, где можно скрыться от надоевших домочадцев.
И если сегодняшним утром он решил укрыться там, то было не совсем понятно, зачем ему вызывать к себе дочь. Если только он хотел, чтобы Дейн хотя бы ненадолго оказалась вне поля зрения дотошливой Найрин. А это значит, отец впервые за долгое время принял во внимание чувства дочери, что само по себе знаменательно.
Контора располагалась в отдельно стоящем здании, вдали от дома. Окна спальни матери Дейн как раз выходили на него. Она смотрела из окна и видела мужа, идущего в контору, и женщине казалось, что все идет, как прежде.
Но это было не так. Дейн взошла на веранду – уменьшенную копию той, что украшала главное здание. Дверь была заперта. Но она никогда не запиралась, особенно если он ее ждал. В этом не было смысла. У Дейн был свой ключ.
Девушка опустила руку в карман, и вдруг что-то побудило ее застыть на месте.
Дейн овладел страх, смешанный с омерзением. Кровь бросилась к лицу.
Она отбросила запретную мысль, что закралась в голову. Что, если там кто-то еще? Поглубже вздохнув, она достала ключ и вставила в замок.
Дверь распахнулась, и дверной проем стал рамой той картины, что представала перед ней в худших из кошмаров: ее отец и Найрин. Кузина, нагая, раскинув ноги, предлагала себя, и было ясно, что ее грудь, рот, тело уже не тайна для мужчины.
– Бонтеру грозит разорение, – спокойно сообщила Оливия. – Мы живем в кредит от сезона к сезону, надеясь на то, что следующий урожай позволит рассчитаться с долгами предыдущих лет. Наличных денег мало, да и те, что есть, Клей постепенно растрачивает на оплату пресловутых долгов чести. В этом году или в следующем Гарри Темплтон все равно добьется своего: я приму его предложение продать Бонтер, если не найду иного выхода.
Но выход, конечно же, она найдет. Она как раз готовила почву для решения проблемы. Ей хотелось лишь, чтобы ее непоколебимый старший сын понял, к чему привели семью сначала его отъезд, а потом смерть Вернье. Ей очень хотелось, чтобы Флинт остался, но просить она ни за что не стала бы.
– Понимаю, – сказал он, сохраняя то же бесстрастное выражение лица. Он был настоящим сыном своей матери, только он знал, что она может достучаться до него, и видел замешательство в ее глазах в течение тех нескольких секунд, когда, как ей показалось, он не наблюдал за ней.
– Клей сейчас в Новом Орлеане, – продолжала Оливия, – искупает вину перед Ориндой, которую использовал в качестве дополнительного обеспечения во время последнего посещения игорного дома.
«Ах вот оно что!» Наконец в глазах Флинта вспыхнул гневный огонь – все же в нем не исчезло чувство собственности.
– Мне остается лишь надеяться, что он не проиграет ее в следующий раз, – тихо продолжила Оливия, – но ведь тебе все равно, не так ли, Флинт, мой мальчик?
– Абсолютно все равно, – равнодушно сказал он. – Еще что-нибудь хочешь мне сообщить, мама?
– Давай помолимся о том, чтобы Оринда была последней из того, что он проиграет, – спокойно сказала женщина. – Вероятно, это могло бы решить проблему проще, чем если бы я переписала Бонтер на Гарри Темплтона. Вероятно, мне не стоило так яростно бороться за то, что у нас есть. Зачем все это, если мне совершенно ясно – Клею ни до чего нет дела, а ты собрался вновь повернуться к нам спиной.
– Возможно, и так, – не стал спорить Флинт.
Она страшно злилась на него, на его упорное нежелание что-либо предпринимать. Он приехал два дня назад и продолжал вести себя так, будто он гость, впервые попавший в этот дом. Оливия не могла понять, что он при этом думает и что испытывает. Он так изменился, в то время как все остальное осталось практически таким же. Что же он видит во всем этом? Что же он чувствует?
