Лидия поняла это, как только он открыл глаза. Она чувствовала, как он рассматривает ее профиль. Он продолжал лежать неподвижно еще некоторое время, и ее сердце глухо билось о его грудную клетку. Наконец он поднял руку, обнимавшую ее, и сел, уставившись на нее.
Жажда коснуться его охватила ее так сильно, что ей пришлось напрячь всю свою волю, чтобы подавить ее. Она хотела протянуть руку и стереть эти хмурые складки меж его бровей, откинуть непослушные волосы, дотронуться до лица, но не смела. После прошедшей ночи он не позволит ей дотрагиваться до себя. Поэтому она продолжала лежать неподвижно и смотреть на него отсутствующим взглядом, чтобы не выдать бушующую внутри нее бурю.
Она видела, как он взглянул на ее груди, оставленные обнаженными, потому что у нее не было сил застегнуться. Да она и не смогла бы этого сделать, так как его руки всю ночь сжимали ее, не давая шевельнуться. Застыдившись, она прикрыла груди руками.
Он произнес нечто похожее на проклятие и отвернулся. Но его взгляд упал на ее юбки, все еще завернутые вокруг талии, и на белье, разбросанное вокруг.
Неуклюже, плохо координируя движения, он расправил юбки. Взглянул на ее руки. Бросились в глаза покрасневшие запястья, и гримаса исказила его лицо. И хотя это стоило ему большого труда, он посмотрел ей в глаза. Но не увидел в них явных признаков страдания, только некоторую отрешенность.
— Я сделал тебе больно?.. — Глупый вопрос. Посмотри на нее. Она вся в синяках. Он изменил форму вопроса: — Тебе больно?
Она отрицательно покачала головой и, не моргая, продолжала смотреть на него. Он неловко встал. Не говоря ни слова, застегнул брюки, схватил рубаху и вышел из фургона.
Лидия повернулась и, уткнувшись лицом в руки, заплакала. И только спустя долгое время смогла заставить себя встать и заняться обычными делами. Она тщательно помылась, несколько встревожившись при виде следов крови на бедрах. Она терлась так старательно, словно хотела смыть некую грязь внутри себя и сделаться более достойной. Туго зачесала волосы назад и заколола их шпильками, точно они были свидетельством ее порочности, которое следовало скрыть.
Когда она набралась достаточно храбрости и вышла из фургона, Росс сидел перед костром и пил кофе. Он уже побрился, но выглядел изможденным.
Она судорожно сцепила пальцы и сказала:
— Я пойду заберу Ли, потом займусь завтраком.
Он ничего не ответил и продолжал смотреть в огонь, и она повернулась к фургону Лэнгстонов.
— Лидия.
Ее имя, произнесенное резко, остановило ее, и она обернулась. Он стоял к ней лицом, но она не могла смотреть в зеленый жар его глаз.
— Насчет прошедшей ночи… — начал он.
Она отрицательно покачала головой, прежде чем он продолжил.
— Ничего не было между мной и мистером Хиллом. Клянусь! Он болен. И не мог перестать кашлять. Он кашлял кровью. Я помогла ему добраться до фургона и дала лекарство. Вот и все.
Росс выплеснул остатки кофе в костер и засунул руки в карманы.
— Я не об этом хотел поговорить. — Воцарилось глубокое молчание. Они не могли глядеть друг другу в глаза. — Я не думаю, что из всего этого что-нибудь получится, — произнес он с дьявольским спокойствием, которое наполнило ее холодом. — Как только мы приедем в Техас, я разузнаю, как нам оформить развод. — Ее голова склонилась так низко, что он не мог разглядеть выражение лица. — Это будет легко.
— Да, — ответила она, — не должно быть трудно.
— Кругом беспорядки. Федеральные войска оккупировали…
— Да.
— Я сделаю все необходимое.
— Хорошо.
— Черт возьми, Лидия, посмотри на меня, — приказал он чуть громче — до этого разговор происходил шепотом.
С усилием подняв глаза, она увидела на его лице раздражение. Она не заплачет. Ни за что. Она уставилась на него спокойно, не показывая, как ей больно.
— Скажи что-нибудь, — зло потребовал он.
Какой реакции он ожидал от нее, сообщив, что ей предстоит быть брошенной посреди дороги, когда она уже привыкла жить с ним? Что он хотел от нее услышать? Что она будет счастлива избавиться от Ли? Что она будет счастлива ощутить себя вновь одинокой, без семьи, без кого-либо, кто бы мог о ней позаботиться в незнакомом месте, без средств к существованию? Конечно, он считал, что уж она-то себя прокормит — проституцией. Слезы наполнили ее глаза, но она не доставит этому человеку удовольствия посмеяться над ее слезами. Она постоит за себя. Ей приходилось это делать и раньше.
Она вздернула подбородок:
— Я пойду за Ли, — и ушла.
Когда она вернулась, он стоял возле взнузданного Счастливчика и пристегивал к седлу сумки. Бросил через плечо взгляд и сказал:
— Меня не будет день или два. Мы со Скаутом поедем вперед разведать дорогу. Если тебе понадобится помощь, обратись к Буббе.
Ее сердце окончательно упало:
— Хорошо, Росс.
Он закончил приготовления и подошел к ней, шпоры на сапогах мелодично позвякивали в такт шагам. Их веселый звук был явно не к месту. Он пошлепал Ли по спинке, нагнулся и поцеловал его в темя.
— До свиданья, сын.
Лидия чувствовала его теплое дыхание на своих плечах и на шее. Он был так восхитительно близок, от него так хорошо пахло лошадьми, кожей, мылом и мужчиной.
Он поднял голову, их глаза встретились и долго изучали друг друга. Ей хотелось хоть одного доброго слова, одного ласкового жеста, которые бы показали, что он не презирает ее. Но ничего не случилось. Повернувшись, он надел шляпу и легко вскочил в седло.
Он щелкнул языком, и могучий жеребец легко понес его.
— Росс! — крикнула она и побежала следом. Он натянул поводья и обернулся. — Береги себя, — прошептала она. Под полями шляпы она увидела его широко раскрытые, подобревшие глаза, он кивнул и поскакал прочь.
День был жарким, и все были рады, когда было решено сократить дневной переход. Особенно этого желала Лидия, которой самостоятельно пришлось управлять лошадьми. Они рано остановились лагерем. Ма приказала Буббе и Люку собрать хворост:
— И быстрее, чтобы я смогла пораньше приготовить ужин. С нами будет и Лидия. Она выглядит усталой, и ее пораньше надо отправить в постель.
Юношам пришлось достаточно далеко отойти от лагеря, когда Бубба потянул Люка за рукав и прошептал:
— У меня есть к тебе предложение.
Люк снял шляпу, вытер пот со лба и настороженно спросил:
— Какое?
— Не хотел бы ты заняться лошадьми Росса этим вечером? Ну, напоить, расчесать их, ну, в общем, все?
Идея казалась привлекательной. Он до сих пор ревновал брата к этому человеку, которого они оба боготворили. Но такое предложение подразумевало плату:
— А что я должен сделать взамен?
