Он погладил ее по щеке, сначала ладонью, затем костяшками пальцев. Рука опустилась и нащупала завязки на кружевном воротнике рубашки. Освобожденная ткань каскадом соскользнула на пол, и перед Эриком предстало изумительное тело. Игрейния будто и не почувствовала, что лишилась последнего средства обороны. Она дрожала и все сильнее впивалась пальцами в его плечи.
Наконец шотландец оторвался от ее рта. Смуглая рука коснулась молочно-белой груди. Эрик наклонился, прижался губами к ключице, затем нежно провел языком по соску. Игрейния всхлипнула, а он почувствовал, как наливаются желанием чресла.
– Не надо… не надо… я сейчас упаду, – прошептала она.
– Не упадешь, – пообещал шотландец. Он склонялся все ниже и ниже, пока его белокурые волосы не стали щекотать те места, которые он только что целовал.
С губ Игрейнии сорвался крик, и она начала падать. Но Эрик подхватил ее на руки и понес на постель. Она так и не открыла глаз. Он еще нашел в себе силы помедлить и постоять над ней, хотя желание грохотало в нем словно гром и молнией пронизывало все тело. Он молча расстегнул бриджи. Почувствовав его вес у себя между бедрами, Игрейния обвила его шею руками. А когда он проник в нее, распахнула глаза. Но тут же закрыла, однако продолжала его обнимать. Ответила на его движение и выгнулась ему навстречу, чтобы он заполнил ее собой. Эрик слышал ее прерывистое дыхание и внезапный, не удержавшийся в горле стон. Кожа Игрейнии покрылась испариной – она дрожала и извивалась под ним. И вдруг будто зародившийся в сердце ураган смел все на свете, и он испытал безмерное облегчение.
Эрик отодвинулся и лег на бок. Игрейния повернулась к нему спиной, и его грудь, словно темное облако, накрыла ее локоны.
– Игрейния! – позвал он и сам удивился, что его голос прозвучал так хрипло.
– Если в тебе есть хоть капля жалости, не заставляй меня сейчас говорить, – прошептала она.
– Тогда не отворачивайся от меня.
Она вся сжалась, но покорно повернулась к нему. Эрик обнял ее и прижал к груди.
Она больше не сопротивлялась.
А ночью ей приснился сон – теплый, соблазнительный, чувственный. Невероятный экстаз, восхищение и удовольствие. Ее целовали в спину, в шею, в бедра, в ягодицы, в губы, и она отвечала на поцелуи – дико, самозабвенно, отдаваясь целиком и не в силах насытиться. Краем сознания она понимала, что это не сон, а явь. И в сумраке спальни – огонь в камине почти прогорел – даже узнала мужчину: светлые волосы на голове и густая светлая поросль на широкой груди. Знакомый шепот у уха и щеки, хотя слов она не могла разобрать. И ее горячечный отзыв на любое его прикосновение.
Она жаждала… она вожделела… она изнемогала от желания… она сгорала от страсти.
И сполна получала то, что хотела.
Однако радовалась, что в комнате темно.
И еще радовалась сну, который закрыл вход грызущему сердце раскаянию.
Когда Игрейнию разбудило солнце, Эрик лежал на спине. Глаза его были открыты, голова покоилась на сгибе локтя – он вглядывался в вышивку на стене напротив кровати.
– Что это такое? – спросил он, увидев, что Игрейния проснулась, и показал на старательно сработанный герб. И, внезапно вскочив с постели, сорвал со стены вышивку и бросил в огонь.
– Это мое! – закричала Игрейния и повторила: – Мое! Символ дома Абеляров. – Она сделала над собой усилие и попросила: – Пожалуйста, пусть мой герб останется.
– Твой – пусть, – остыл Эрик. – Рядом с моим. Игрейния прикусила губу. Не таким она представляла их утренний разговор.
Эрик нашел бриджи, надел их и стянул завязки. Игрейния отвернулась, притворившись, что собирается уснуть, и тут почувствовала, как под его весом прогнулась постель. Он взял ее за плечо и повернул к себе.
– Я тебе говорил, что есть одно дело, которое нам надо обсудить.
Игрейния вспыхнула.
– Нам нечего обсуждать.
Эрик удивленно изогнул бровь, но вдруг улыбнулся.
– Я не собираюсь говорить о том, что произошло ночью.
– Да уж… пожалуйста. – Она покраснела.
– Хотя, на мой взгляд, это заслуживает упоминания.
– Заслуживает упоминания?
– Видишь ли, я хочу, чтобы ты знала: с тех пор как мы явились сюда, я не хотел тебя обижать. Понимал, как ты настрадалась. Ведь никто: ни я, ни другие – не мог принести тебе столько горя, как болезнь.
– Ты меня не обижал, – потупилась Игрейния.
– Очень рад. Хорошо бы ты это сказала пораньше и не притворялась, что относишься ко мне с такой враждебностью.
– Но я и в самом деле отношусь к тебе враждебно, – вспыхнула она.
Эрик пристально смотрел ей в глаза. Прошедшей ночью он в них читал словно в открытой книге.
– Хорошо, миледи, пусть каждый останется при своей гордости. Но ничего назад не вернуть. Твой герб останется, но и мой тоже. А твоя «клетка» станет нашей общей территорией.
Игрейния не ответила.
– Тебе все понятно?
– Да.
– Ты не слишком взволнованна. Как, впрочем, и ночью.
– А разве это имеет какое-нибудь значение?
– Как знать…
– Неужели я что-нибудь могла изменить? Ведь здесь нет никакого оружия…
– Ну… могла бы воткнуть иголку мне в грудь.
– Запомню на будущее.
– Запоминай то, что нравится, принимай то, что нравится. Живи с мечтой, которая принесет тебе счастье. Закрой глаза и воображай, что вернулся лорд Афтон. Но не пытайся ничего исправить.
Эрик поднялся, взял рубашку, чулки и сапоги. Прежде чем Игрейния заговорила, он успел надеть чулки и уже натягивал сапоги.
– Ты, наверное, сам так поступаешь? – мягко спросила она. – В темноте воображаешь, что ты с кем-то еще и где-то в другом месте?
Шотландец натянул второй сапог, встал и подошел к кровати.
– Боюсь, что мне навсегда суждено оставаться в реальном мире. Игрейния, я никогда ничего не воображаю. И даже в темноте знаю, что со мной происходит. Но не осуждаю тех, кто находит спасение в мечте. А теперь давай поговорим о том, что нам надо с тобой обсудить.
– Что же это за предмет? – настороженно спросила она.
– У меня есть новости о твоем брате.
Его слова настолько поразили Игрейнию, что она чуть не выскочила из постели, но сумела сдержаться – только крепче прижала одеяло к груди.
– С Эйданом что-то случилось?
– Он в Шотландии, в Шеффингтоне. У хозяина поместья Юэна Дэнби. Очень приличного человека, кстати сказать, что очень большая редкость среди приспешников Эдуарда, которых он отправил в наши земли. Но он верит сплетням, будто бы захватившие Лэнгли варвары дурно обращаются с женой бывшего владельца замка. Среди собравшихся там рыцарей сэр Найлз Мейсон и этот твой Роберт Невилл. До нас дошли сведения, что они строят планы, не отвечая на призыв Эдуарда к оружию, по своей инициативе через несколько недель нагрянуть сюда. С ними около трехсот человек.
