— Вы не помнили, куда выбросили флакон?
— В том-то и дело, что помнил, да только там его не оказалось. Думаю, княгиня за мной следила и подобрала — с нее станется!
— Возможно, вы и правы, — сказал Корф, вставая и направляясь к выходу, но в этот момент дверь в камеру распахнулась, и вошел исправник.
— Ваше сиятельство, вас Их сиятельство спрашивают, говорят — срочно.
— Это Репнин, — воскликнул Владимир и понял, что что-то случилось — они расстались несколько часов назад — Михаил поехал в табор за Анной.
— Репнин? — вздрогнул Забалуев. — Он… он…
— Он жив, — кивнул Корф. — Ваши наемники не убили его. И если в смерти моего отца вас теперь уже вряд ли обвинят, то за подлоги и воровство вам придется ответить перед государем императором.
— Так он и есть секретный ревизор? — Забалуев схватился за голову и со стоном опустился на кровать. — Это конец, это конец…
— Вы правы — вашим преступлениям скоро будет положен конец. Счастливо оставаться! — Владимир, усмехнувшись, поклонился Забалуеву и вышел из камеры.
Репнин ждал его в кабинете исправника.
— Скорее, нам надо ехать, срочно! Сейчас! — Михаил потянул Корфа за собой.
— Что такое, что за спешка?
— Когда я вернулся в табор, Рада сказала, что Анна ушла на могилу твоего отца. Я бросился за ней, но было поздно — первым там оказался этот подлец Шуллер. Он схватил ее и повел к Долгорукой.
Владимир остановился — лоб его мгновенно покрылся капельками пота. «Она убьет ее, точно убьет, — понял Корф, — княгиня не успокоится, пока не отомстит всем нам, всем, кто был связан с отцом».
— Анне угрожает опасность, Долгорукая может продать ее, — торопил друга Репнин.
— Боюсь, что княгиня придумала нечто пострашнее, — сказал Корф. — Но сначала мы должны придумать, как вывести ее на чистую воду.
— О чем ты говоришь?
— Мне удалось установить, что отца отравила Долгорукая. Весь вопрос в том, как это доказать.
— Княгиня? Эта одинокая женщина, озабоченная, как бы подороже продать дочерей замуж?
— Хитрая, умная и очень злая женщина, обиженная на всю мою семью до десятого колена. Обиженная настолько, что не просто полностью нас разорила, но и убила моего отца.
— И ты знаешь, как она это сделала? — растерялся Репнин.
— Теперь мне ясна вся картина преступления. Прежде чем поехать в имение, заедем к доктору Штерну — возможно, он подскажет нам, как заставить княгиню выдать себя. Он врач, он понимает толк в уликах, которые оставляют яды.
— Но как же Анна?
— Надеюсь, с ней ничего не случится до нашего прихода, но все же ты прав, нам следует поторопиться!
* * *
— Значит, крепостная? — уперев руки в бока, спрашивала Долгорукая, обходя кругом Анну и оглядывая ее со всех сторон.
По ее приказу управляющий привел Анну на конюшню и привязал к опорному столбу.
— А бежала зачем? — продолжала свой допрос княгиня.
— Карл Модестович хотел надругаться надо мной, — честно отвечала Анна.
— Ты посмотри, какие мы щепетильные! — рассмеялась Долгорукая. — Карл Модестович сладкого захотел, что в том такого? Плохо только, что сладкое это он решил с моего стола взять и разрешения при этом не спросил. Ну, да с ним я потом разберусь. А тебя накажу, за то, что вздумала сбежать от меня!
— Уверяю, у меня не было и мысли скрываться от вас, — тихо сказала Анна, пытаясь с достоинством смотреть в глаза княгине.
— Лжешь! — закричала Долгорукая. — Это барон научил тебя лгать? Мерзавец, всех нас надул, и долга не отдавал, и потешался над нами, выставляя тебя благородной!
— Не смейте так говорить о бароне! — воскликнула Анна. — Он был честный человек и вашему мужу — верный друг. И Петр Михайлович в нашем доме как родной был.
— Что? Что ты сказала?! — сорвалась Долгорукая — ее лицо покраснело и всю ее явно залихорадило. — Да как ты посмела!
— Прикажете выпороть самозванку? — тут же предложил управляющий, с удовольствием наблюдавший эту сцену.
— О нет! Я сама хочу ее наказать. Да так, чтоб другим не повадно было чужих мужей отбивать!
— О чем вы говорите? — побледнела Анна.
— Знаешь, как наказывали беглых крепостных в старину? — Долгорукая оглянулась и увидела среди прочих предметов на стене металлическую кочергу для клеймения телят, схватила ее. — Знаешь? Клеймо ставили на лбу — чтобы впредь не бегали. С клеймом-то далеко не убежишь!
— Правильно, Ваше сиятельство, — зашелся он в довольном смехе, — так ей и надо! Заклеймить тем тавром, что и телят прижигают!
— Опомнитесь! — умоляюще воскликнула Анна. — Вы же женщина, вы же мать…
— Вот как ты заговорила?! — Долгорукая поднесла клеймо к самому лицу Анны. — А когда строила глазки барину, когда соблазняла? Когда отбивала от семьи, а у нас с Петром — трое детей!
— Что вы такое говорите?!
— Все вы такие — лезете в барскую постель, отбиваете мужей у законных жен, заставляете страдать порядочных женщин! Но больше ты никому не причинишь зла! Признавайся, дрянь, что ты его соблазнила, грязная девка!
— Барыня, — раздался от дверей приторный голос Полины. — Там к вам господа приехали. Срочно вас видеть хотят.
— Господа? Какие еще господа? — Долгорукая непонимающе обернулась к ней.
— Князь да молодой барон. С ними исправник еще да доктор, — пояснила Полина.
— А этим-то что нужно? — начала понемногу остывать Долгорукая. — Ладно, после закончим этот разговор. Она пусть здесь сидит — незачем ее никому видеть.
— Ну, что, Анька, дождалась своего часа? — нагло спросила Полина, едва только княгиня и управляющий вышли.
— А ты и рада? — устало ответила ей Анна.
— Ох, как рада! Так рада, что и сказать мало, — улыбнулась Полина. — Но теперь тебе уж точно конец. А я стану свободной и богатой. Карл Модестович выкупит меня и вольную даст. А еще у меня его денежки есть, что он на черный день копил — сама себе хозяйкой стану. На сцену пойду, и будут у меня поклонники, каменьями одаривать станут, платья покупать дорогие. А ты так и останешься здесь!
Полина с наслаждением плюнула в сторону столба, к которому была привязана Анна, и вышла, с такой силой распахнув дверь, что висевший на ближайшем столбе фонарь упал и разбился. Полина ушла, заложив щеколду замка. Она не заметила, как керосин из лампы разлился по сену, и оно загорелось.
* * *
— Какая приятная неожиданность, — изобразив на лице самую ангельскую из своих улыбок, сказала Долгорукая, войдя в гостиную. — Рада видеть вас, господа!
— Это скорее неприятная неожиданность, — кивнул ей Репнин. — Мы с плохими вестями, Марья Алексеевна.
