Раненых, подняв каждого вдвоем-втроем, споро передают на борт, не так уж он и высок, куда шаику до галеры. С облегчением Бал видит, как Айше и ее сосед передают на шаик Пардино тоже, причем тот шевелится, жив он.
И снова спасибо, о Аллах!
Остальные мгновенно перемахивают сами, даже рыцарь послушания, со своей-то поврежденной рукой. Джанбал дернулась было подсадить Айше, ведь та, единственная из всех, корабельно-лодочную премудрость прежде не постигала, но ее уже втащили наверх.
А в следующее мгновение Бал втащили тоже, хотя она-то нуждалась в этом менее всего. Едва успела положить руку на борт, как огромная лапища накрыла ее – и выдернула девушку наверх, словно пойманную рыбешку.
– Сдурел?! – гневно прохрипела она Ламии, потирая запястье.
– К парусу, – хмуро скомандовал он.
И Бал повиновалась, как ей самой давеча повиновались все в лодке.
Вдвоем они поймали ветер сразу – и шаик рывком кинулся вперед, словно прыгнул. Но грести на нем не перестали: наоборот, все спасенные, кроме тех, кто был ранен, тут же рассредоточились по веслам, благо за них можно взяться и попарно.
А за кормой, пусть не так уж близко покамест, реял стяг с песьеголовым зверочеловеком на нем. И гулко, за сотни шагов не теряя в силе звука, бил галерный барабан, отмеряя такт для кандальников на гребной палубе. Ду-дут! Ду-дут! Ду-дут!
Но ветер свеж, парус надут упруго, а шаик много легче галеры. И гребцы на нем не жалеют себя, выкладываясь больше, чем может заставить плеть надсмотрщика.
Потому что жизнь без свободы – ничто.
Джанбал обмотала таль вокруг планшира: она не Ламии, чтобы сколько-то долго удерживать его просто на руке. И только теперь вырвала у времени кусок, чтобы взглядом поискать родного брата и названную сестру.
Двух взглядов не потребовалось: Джанбек, туго перетянутый вокруг ребер вчерашней повязкой, и Айше, все еще обнаженная до пояса, оказались рядом, на одной гребной скамье. За одним веслом. Плотно прижавшись друг к другу голыми плечами и сливаясь в ритме гребных взмахов.
Может быть, даже точно, во дворце искусству кюрекчи и вправду не учили, но бывшая принцесса мгновенно сумела приноровиться к движениям своего соседа. Так что вдвоем они сейчас составляли одного полноценного гребца.
* * *
Для того чтобы уместить дальнейшие события, времени не потребовалось урвать у самого себя большой кусок. В крайнем случае столько, сколько занимает чтение обеденного намаза… хотя иные торопыги и его ухитряются вдвое быстрее прочитать, но будут они горько удивлены на том свете, когда узнают, что все эти поспешные молитвы не зачлись им[14].
Резко ускорился барабанный бой: ду-дут, ду-дут, ду-дут! – и непомерные весла «Псоглавца» зачастили в темп ему. Теперь галера напоминала уже не сороконожку, а клопа-водомера, шустро скользящего по поверхности. А затем по мачтам вверх вскарабкались фигурки матросов – и вдруг водомер словно бы выпустил крылья: над пиратским кораблем косо поднялись громады парусов.
Всем известно: противоестественно такое сочетание для больших судов. Паруса – это для «мертвого» хода, только чтобы расстояния преодолевать, когда ветер хоть сколько-то попутный. А «живое» вождение корабля – в морском бою или при пиратском налете – требует весельного хода. Иначе не хватит маневренности, да и просто скорости, на боевых-то дистанциях.
Малые скорлупки вроде байд и шаиков еще могут позволить себе с парусами баловаться. Да и то у них обычно преобладает мускульный ход, весельный.
Без кюрекчи, вольных или подневольных, в море никуда. Кому бы и нужны иначе были стада галерных рабов: корми их, огромный запас воды в плаванье бери… раз за разом сменяй недолговечный в работе запас человеческого мяса, заново подгоняй для новичков оковы, а потом еще обучай слаженным действиям…Учит, конечно, в основном плеть надсмотрщика, но даже плетью раба не сразу гребцом сделаешь.
Да еще и большие пушки из-за весельных рядов на галере почти негде разместить. По-настоящему тяжелые – разве что на носу.
Таран «Псоглавца» сейчас был направлен точно в корму шаика. И три окаймляющих его жерла носовых орудий немигающе смотрели на маленького юркого беглеца. Два меньших – по обе стороны от тарана, а одно, исполинское, – над ним.
Словно бы два обитателя нездешних миров зрачками вслед ведут, собакоглавый итбарак и Тепегез, великан-одноглазец.
– Он видел деньги… – негромко сказал рыцарь послушания, отвечая на безмолвный взгляд Ламии. Тот кивнул, ему все было понятно.
Бал тоже сообразила сразу: пиратский капитан знает, что выкуп предполагался всерьез, без обмана, он своими глазами видел привезенное серебро – и не будет вот так, за здорово живешь, пускать его на дно. Другое дело, что ему, наверное, и не потребуется: покамест на двойном ходу галера их нагоняет. Долго идти с предельной скоростью она не сможет, но поди знай, где раньше выбьются из сил гребцы, на ней или на шаике.
Девушка видела единственный путь спасения: уходить в сторону, лавировать, вертеться, как стриж вокруг ястреба. Благо к ветру они могут примериться куда успешнее, чем тяжеловесно-длиннотелый «Псоглавец». И она не понимала, отчего медлят старшие. Прежде всего сам Ламии.
– Джан! – вдруг рявкнул он.
– Здесь! – в один голос отозвались брат и сестра.
– Смени меня. Все помнишь? – это Ламии сказал Беку. – А ты за братом следи (это он обратился уже к Бал).
Не дожидаясь ответа, шагнул к Беку, давая ему перехватить шкот, и тут же перебежал от паруса к рулю.
Айше, оставшись за веслом одна, сделала неловкое движение, но рукоять у нее сразу перехватили: на гребной скамье почти мгновенно оказался тот, кого Ламии сменил у кормила. В напарнице, особенно такой, как внучка султана, он явно не нуждался, без церемоний оттеснил ее бедром, буквально спихнув со скамьи. Айше ойкнула, вскочила – и тут наконец осознала свою полунаготу. Заметалась, схватила чей-то кафтан – вокруг было разбросано много чужой одежды, – торопливо запахнулась в него. Да так и скорчилась на дне шаика, от стыда спрятав лицо в коленях.
Это Бал видела лишь мельком, все ее внимание ушло на брата и Ламии. Она по-прежнему не понимала, что они задумали, но в парусном деле, бывает, важнее чувствовать.
Все ближе и ближе галера. Собакоголовая тварь, предвкушая поживу, скалится с вьющегося по ветру флага, с обоих парусов тоже. Совсем немного – и снова можно будет прицельно из луков вести обстрел.
Как-то чуть неправильно толкнулась в днище волна. В тот же миг девушка все поняла, но это было даже не важно: Ламии выкрикивает команду гребцам, налегает на кормило так, что бугры мышц, кажется, вот-вот прорвут кожу, а Джанбек с Джанбал, без слов ощущая, что нужно сделать, перекладывают парус круче к ветру.
