— Я твой муж. По закону Божьему и человеческому я могу делать с тобой все, что пожелаю.
— И ты желаешь меня помучить, — еле слышно сказала Эмбер.
— Да, очень нежно, — согласился он. — Но как следует, до конца.
Эмбер с улыбкой снова откинулась на меховое покрывало. Сдерживаемая страсть в глазах мужа возбуждала ее любопытство, как и обостренное ощущение собственного тела.
Дункан молча взял в горсть прядь длинных волос Эмбер. Дав им свободно свисать подобно шарфу, он стал водить ими по ее грудям, пока оба соска не стянулись в тугие бутоны.
— Они прекрасны, — тихо сказал он. — Я очень хочу, попробовать их на вкус, почувствовать, как они меняются с каждым движением моего языка. Ты помнишь, как это было раньше?
Острые огненные спицы пронзили Эмбер. Она беспокойно пошевелилась, желая большего, чем слова Дункана и эти мучительно-дразнящие ласки, которые были не совсем то, что живое прикосновение тела Дункана к ее телу.
— Ты помнишь? — еще раз спросил Дункан.
— Помню, — прошептала Эмбер. — Это как огонь и теплый дождь в одно и то же время.
Волосы скользили, гладили и дразнили груди Эмбер, пока она не начала тихо стонать при каждом вдохе. Улыбаясь, Дункан перенес эту ласку на срединную линию ее тела и двигался вниз, пока длинные золотые пряди не встретились с более темными волосами, охранявшими, подобно теплой чаще, скрытый в ее глубине хрупкий цветок.
Когда ласка спустилась еще ниже и волосы защекотали светлую кожу на изгибах ее бедер, пальцы Эмбер вцепились в мех" покрывала. По телу прошла волна дрожи, за ней еще одна и еще, пока она непроизвольно не согнула одно колено.
— Что ты чувствуешь? — спросил Дункан.
— Какой-то озноб, но не холодный, а горячий, — прошептала она. — От этого мне хочется…
У Эмбер перехватило горло, когда прядь вернулась к месту, где соединялись ее бедра, и стала так нежно щекотать волосы, что она чуть нет закричала от неудовлетворенного ожидания.
— Ну-ну, что тебе хочется сделать? — ободряюще спросил Дункан.
— Укусить тебя за руку за то, что дразнишь меня. Он засмеялся, наклонился и стал дуть ей на живот, потом на пушистый треугольник, доказав ей, что вплоть до этого самого мгновения она даже не представляла себе, как можно дразнить и мучить по-настоящему. Теплое дуновение его дыхания у нее между бедрами пустило по ней язычки пламени, которые стали ощупывать все уголки ее тела.
— Дункан, пожалуйста.
— Что «пожалуйста»? Ты должна будешь сказать мне, бесценная Эмбер. Я ведь не колдун и не умею читать в твоей душе через простое прикосновение.
— У меня болит, — сказала она. — Где?
— Там, где ты дразнишь меня.
— И где же это? — спросил он.
— У меня между… между ногами.
— Ага.
Усмехнувшись, Дункан сполз вниз, по всей длине стройных ног Эмбер, пока его дыхание не коснулось ее лодыжек.
— Теперь тебе лучше? — спросил он.
Эмбер издала какой-то нечленораздельный звук, которым ей все же удалось передать решительное отрицание.
— Нет? — Он усмехнулся про себя. — Тогда, может, у тебя здесь болит.
Теплое, дразнящее дуновение его дыхания овеяло колени Эмбер.
— Тут? — спросил он.
— Нет, — ответила она чуть глуховатым голосом. Но Эмбер тоже усмехнулась: меняя положение, Дункан случайно задел ее. И хотя это соприкосновение было едва ли более уловимо, чем струйка от дыхания, оно стало для нее рассветом в ночи, пронизало все ее тело, каждую его частицу, рассказывая ей о муже и о ней самой то, чего раньше она не знала.
Дункана же самого удивляло, как много наслаждения находит он в жене. Хотя желание, словно голод, свирепо грызло его внутренности, оно удерживалось в узде еще большей потребностью изучить эту обольстительную колдунью, которая лежа следила за ним горящими, словно угли, глазами.
Зная все это, Эмбер теперь могла меньше волноваться из-за любовной игры, правила которой не были ей знакомы. И могла уж совсем не опасаться, что Дункан не захочет соединиться с ней.
Его желание становилось лишь сильнее от того, что так сурово сдерживалось.
— Ты уверена, что это не то самое место? — спросил Дункан. — Я слышал, что колени женщины — весьма чувствительная часть ее тела.
Эти слова сопровождались еще одной бестелесной лаской, от которой у Эмбер захватило дух, потому что она явственно ощутила у себя между коленями не только дыхание Дункана, но и прикосновение его усов.
— Тебе это было приятно? — спросил он. Эмбер кивнула, и свет от свечей вплелся подобно руке возлюбленного в ее длинные волосы.
— Я не слышу тебя, — сказал Дункан.
— А я тебя не чувствую, — откликнулась она, наблюдая за ним из-под полуопущенных век.
— Ты что, торгуешься со мной, жена? — Да.
— Тогда скажи мне точно, где у тебя болит, и я сниму боль.
Эмбер хотела было заговорить, но голос изменил ей.
— Я… я не могу, — прошептала она.
Дункан увидел, как розовый румянец пополз от ее грудей вверх, к щекам, и понял ее затруднение.
— Я все время забываю, — сказал он тихим голосом. — Ты взлетаешь ввысь так легко и быстро, однако всего несколько часов назад еще была нетронутой девой. Прости меня.
— Только если ты прикоснешься ко мне.
Дункан вскинул голову. Заглянул в глаза своей жены и увидел в них отражение своей собственной неутоленной страсти.
Но он еще не прикоснулся к ней.
— Ты хочешь меня, — проговорил он. Удивление в голосе Дункана рассмешило Эмбер и одновременно вызвало у нее желание поколотить его.
— А я разве говорила тебе что-то другое? — спросила она.
— Но я думал, что это говорит в тебе мое желание, которое ты ощущаешь.
— Иногда, мой темный воин, голова у тебя делается очень глупой.
Дункан улыбнулся и тыльной стороной руки, слегка касаясь, провел над треугольником, покрытым темно-золотыми завитками.
— Здесь у тебя болит? — спросил он хриплым шепотом.
Из горла Эмбер вырвался сдавленный звук. Ее согнутое колено было приглашением к большей близости.
Но Дункан хотел еще большего. Это было ему нужно. Он должен до конца быть уверен, что Эмбер поддалась своему собственному желанию, а не просто уступила его напору.
— Если ты хочешь, чтобы я вошел в твой теплый замок, ты должна сама отворить ворота.
На мгновение Эмбер замерла. Потом прерывисто вздохнула и слегка изменила положение ног.
Дункан расстегнул плащ и отбросил его в сторону.
— Шире, — прошептал он.
Эмбер снова шевельнула ногами. Щеки ее опять стал заливать румянец.
Быстрыми, нетерпеливыми движениями Дункан распустил шнуровку рубашки и уронил ее на пол. Жаждущий, одобрительный взгляд, которым окинула его жена, никак не мог остудить горячего бега крови по его телу.
