Ворочаясь на грубой мешковине, Розамунда со страхом и нетерпением ждала новостей. Однако время шло, но никто не приходил. Снаружи уже слышался лишь обычный шум бивачных буден. Сдернуть повязку с глаз или хоть немного ослабить путы на щиколотках и запястьях никак не удавалось. Слезы бессилия катились по ее щекам: она целиком зависела от Стивена.
Услышав поблизости какой-то шорох, Розамунда насторожилась. Она втянула в себя воздух, как часто делают слепцы. Запах был женский, не сказать чтобы приятный, но мужчины пахли по-другому.
– Тебе велели меня развязать? – с надеждой спросила Розамунда. – Или хотя бы снять повязку с глаз?
В ответ только молчание. Розамунда вздохнула. Это молчание было ей не ново. Женщина никогда с ней не разговаривала. Розамунда догадывалась, что она подчиняется кому-то из здешних солдат. В лагере были и другие женщины – Розамунда слышала их голоса. Однако сторожить ее доверяют только одной этой.
Нелл опустилась рядом на колени, изнемогая от желания перемолвиться с пленницей хоть словечком. Что тут особенного? Стивен и не узнает. Она поставила перед женщиной плошку с мясом и, протянув руку к повязке, сказала:
– Эй, ты. Если будешь хорошо вести себя, так и быть, я сниму повязку.
Розамунда, не ожидавшая услышать ее голос, да еще так близко, невольно вздрогнула и отшатнулась, но тут же поспешно закивала, заранее радуясь хоть этой малости. Когда пришедшая сняла с ее глаз туго завязанный платок, Розамунда ощутила ломоту в висках, глаза саднило. Она попробовала их открыть и тут же снова закрыла – от боли.
Женщина, стоявшая на коленях, внимательно ее рассматривала. Сморгнув слезы, Розамунда увидела, что у нее тонкое личико и непокорные светлые волосы. Женщина оказалась куда моложе, чем думала Розамунда. Она попыталась улыбнуться своей надзирательнице.
– Спасибо тебе. А как тебя зовут?
– Нелл.
– А меня Розамундой. Расскажи мне, что тут произошло. Что за шум был с утра?
Нелл, сев на пятки, напряженно раздумывала. Ей очень хотелось поговорить с этой нарядной леди, хотя Стивен строго-настрого приказал ей молчать. Вот бы рассказать ей про того дворянина, и про убитого солдата, и про мешочек золота, который она видела только мельком…
Нелл развязала пленнице руки и протянула плошку с мясом. Потом с усмешкой спросила:
– Этот могущественный лорд – твой муж?
У Розамунды все внутри оборвалось. Значит, ее сердце-вещун не ошиблось: Генри приехал за ней! Стараясь не выдать своего волнения и любопытства, она спросила:
– А он еще здесь?
– Ну да, они связали его. Они думают, что возьмут за него хороший выкуп – еще больше золота.
– Это Генри Рэвенскрэгский? – на всякий случай все же спросила Розамунда.
– Он и есть, – охотно кивнула Нелл, и личико ее страшно оживилось. – Скрутили сердешного по рукам и ногам и затащили в шалаш, в тот что за кустами остролиста. Меня туда не пустят – к нему ходит только сам Стивен.
Розамунда попробовала представить себе лагерь. Она успела рассмотреть место, где росло несколько кустиков остролиста, – до того, как ей завязали глаза. Там действительно был рядом шалаш. Значит, Генри там. Хорошо, что она запомнила это место. Вот бы прокрасться и развязать его. Нет, это слишком опасно, нельзя пока даже и мечтать об этом…
– Он ранен? – осторожно спросила Розамунда, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть у нее из груди.
– Да нет, хотя ему от них крепко досталось. Он стал драться с ними – пробовал вырваться. Ну Стивен и рассвирепел, ясное дело.
«Еще бы Генри не пытался драться, – усмехнулась про себя Розамунда. – Хорошо хоть его не ранили. Однако, если никто не приедет с выкупом, одному Господу известно, что еще взбредет Стивену в голову».
– Ты не поможешь мне с ним увидеться? – Розамунда улыбнулась подкупающей улыбкой.
Нелл даже расхохоталась от таких слов.
– Хочешь, чтобы мне перерезали глотку? Увидеться… Ну и придумала… – Сверкнув глазами, она наклонилась поближе: – Он похож на настоящего принца, верно? Однажды в Лондоне я видала одного, тот был ненашенский. С головы до пят в дорогих каменьях и на чудесном коне, так гордо на нем сидел – залюбуешься. Я помню, сердце у меня так и зашлось, как его увидела. – Нелл умолкла, услышав шорох листьев, – кто-то сюда шел.
Вскоре в палатку просунулась голова Ходжа.
– Ты с ней разговаривала, я слышал. Вот погоди, все скажу Стивену. Он тебе задаст.
Нет, Ходж, не губи ты меня. – Она побледнела. – Что я такого сделала? Подумаешь, сказала несколько словечек.
– По мне так говори сколько угодно. Однако приказ есть приказ. Вот если позволишь потолковать и мне с ней, – с глазу на глаз, – может, я тебя и пожалею.
– Нет, ты сам знаешь, что я не могу, – твердо сказала Нелл, снова связывая Розамунде руки. Взяв пустую плошку, она сказала: – Иль ты забыл, что вам всем было говорено?
– Отчего же, помню, – Он ухмыльнулся. – Только я не такой, как все. У меня на нее особые права, – сказал он, входя.
– Мне и надобно только пять минуток, Нелл. Позволишь – попробую добыть для тебя золотой. Я знаю, где припрятали золото.
Нелл аж задохнулась от радости. Конечно, она знала, что задумал этот паскудник, но целый золотой… Она представила, что ей грозит, если дознаются про ее потачку, потом прикинула, сколько всего можно купить на золотой… Нет, это было сильнее ее.
– Так уж и быть, только ты скоренько. И попробуй только обмануть, попробуй не принести мне монету…
Розамунда в ужасе смотрела, как Нелл откинула край палатки и вышла.
– Ну что, Рози? Говорил я тебе, что вечерком свидимся? – пробормотал он с сальной улыбкой. От него несло элем. Однако Розамунда понимала, что не от хмеля он так разворковался – это его похоть одолевала, вон уже и губы распустил…
Внезапно он упал на нее, и Розамунда отчаянно стала бороться, стараясь спихнуть с себя мерзкую тушу. Знакомая тошнота подкатила к горлу, как это бывало при прежних его попытках снасильничать. Но на этот раз у Розамунды были связаны руки и ноги, однако она могла теперь видеть и кричать. Она хотела позвать на помощь, но его грязная лапища тут же стиснула ей рот: крик получился совсем глухим.
– Уймись ты, сучонка эдакая! Это же быстро. Ты еще не пробовала настоящего мужика, тебе, может, и самой пондравится. Может, я даже лучше твоего любезного дружочка – его светлости. Розамунда впилась зубами в его грязную ладонь. Ходж взвыл и ударил ее по лицу свободной рукой, прямо кулаком. Он еще сильнее придавил ее и стал шарить этой же рукой под платьем. Согнув колени, Розамунда не переставала сопротивляться, заодно угощая его затрещинами по уху – колотила связанными руками. Ходж пыхтел все сильнее, задирая ей юбку и развязывая кушак на собственных штанах. Потом плюнул ей в лицо и с рычанием всей тяжестью навалился на ноги. Ему никак не удавалось с нею совладать, поскольку одной рукой он вынужден был зажимать ей рот. Вконец осатанев, он резко закинул ее руки над головой… Розамунде показалось, что они вырвались у нее из суставов.
