Он снял с себя бриджи, помедлил с минуту, а затем спустил вниз и чулки. Уж если хочешь остаться в саду нагим, то надо снять с себя всю одежду.
А потом он наконец встретился с ней глазами.
Волосы рассыпались по плечам Исидоры, обрамляя ее лицо и делая ее похожей на робкую и покорную девушку, о какой, как еще совсем недавно казалось Симеону, он мечтал. В смысле — мечтал тогда, когда еще ничего не знал. Да, Исидора, может, и выглядит робкой, только все это игра лунного света.
Ее взгляд скользил по его телу, останавливаясь то тут, то там. Наконец он задержался чуть пониже его живота, и Симеон едва не улыбнулся, но сдержал улыбку. Он ждал.
Она должна познать его, чтобы захотеть, решил Симеон.
— Ты такой мускулистый, — заметила она. — Почему?
— Потому что я бегаю, — ответил Симеон.
Она стала подвигаться ближе к нему, пока не оказалась в каком-то дюйме от него. Это невероятно эротично: стоять перед ней обнаженным в лунном свете. Подняв руку, Исидора дотронулась до груди Симеона. Его кожа запылала, и ему пришлось сжать руки в кулаки, чтобы совладать с собой. Исидора слегка качнулась и опустила руку. Он ощутил холод в том месте, где она касалась его.
— Так как же функционирует твое тело? — шепотом спросила она. Однако Исидора больше не смотрела в нужное место.
Его плоть приподнялась. Симеон взял ее в руку. Глаза Исидоры блеснули — так, во всяком случае, ему показалось в лунном свете.
— Это специально для тебя, — промолвил он. — Мужчины и женщины созданы так, чтобы их тела подходили друг к другу. — Он опустил руку.
Само собой, она — девушка не робкая.
Исидора обхватила его жезл рукой, и Симеон откинул назад голову. Лишь в последнее мгновение ему удалось унять рвущийся из груди стон.
— Хорошо, что он не волосатый, — задумчиво промолвила Исидора. — А ведь на груди у тебя тоже не так много волос, правда, Симеон?
С этими словами Исидора чуть расслабила пальцы, но едва Симеон собрался ответить ей, как она принялась поглаживать его естество по всей длине. Слова застряли у него в горле, и он не сдержал какой-то невнятный звук.
Судя по блеску в ее глазах, Исидоре это понравилось.
Но ведь именно этого он хотел, не так ли? Она экспериментирует, привлекает его ближе к себе, скользит…
— Не-ет! — выдавил из себя Симеон.
— Да, — возразила Исидора, крепче сжимая его плоть и продолжая ласкать ее. А ее другая рука… Она…
Огонь охватил его чресла. Схватив ее за руки, Симеон остановил Исидору.
— Нет!
Исидора тихо вскрикнула, а затем с нежностью прижалась к нему всем телом.
— Ты моя, — прошептал Симеон. Голос исходил из самого его нутра и совсем не походил на его обычный спокойный голос.
Приложив губы к его груди, Исидора поцеловала мужа. Один раз, потом второй. Ему казалось, что его опалило пламенем. Симеон никак не мог вспомнить вторую часть собственного плана. Но в его голове снова и снова повторялась одна и та же фраза: джентльмены не занимаются любовью со своими леди вне дома. Это неприлично. Это неправильно. Неспокойно и уж совсем неуравновешенно.
Это…
— Я покажу тебе. — Его голос слегка прерывался, потому что ее волосы касались его груди, и они были похожи на шелк, и ему больше всего на свете хотелось проглотить ее, облизать ее с ног до головы. Пусть пойдет дождь — он слижет с нее каждую каплю и согреет ее.
Но прячущийся в глубине его существа джентльмен закричал: «Не-ет! Спокойно!»
— Что покажешь? — тихим, зазывным шепотом спросила Исидора. — Симео-он!
— Да.
— Ты разве не хочешь помочь мне развязать тесемки?
Безумие вступило в бой с его планом и благовоспитанностью. И… проиграло битву.
— Нет, — решительно ответил он.
Судя по ее глазам, Исидора явно была разочарована.
— Когда я… я кончу… — собрав волю в кулак, промолвил Симеон.
— Когда ты что сделаешь? — переспросила Исидора.
— Кончу… Господи, Исидора, если ты не остановишься, я кончу… — Он прислонился к колонне у себя за спиной. Мрамор был ледяным, и это помогло Симеону немного собраться с мыслями.
— Давай! — выдохнула Исидора, шагнув ближе к нему. Но Симеон не хотел пугать ее, не желал, чтобы она испытала какие-то неприятные чувства. Он осторожно оттолкнул ее.
— Сейчас просто смотри, — сказал он.
Ее глаза стали огромными, наполнились любопытством. Симеону удалось отвлечь мысли от собственной набухшей плоти.
— Для того чтобы достичь вершины наслаждения, когда мы лежим в постели, мы должны понимать, что доставляет каждому наибольшее удовольствие.
Исидора приоткрыла рот, но ничего не сказала. И все же было что-то в ее глазах, заставившее его продолжить.
— Завтра я попрошу тебя показать мне, — твердо произнес он.
— Что показать? — поинтересовалась она.
— Что доставляет удовольствие тебе, — пояснил Симеон. — Мое тело далеко не так интересно, как твое, но на нем есть такие места… — Он приложил палец к своему соску. — Он не такой красивый, как у тебя, и совершенно бесполезен, но мне приятно, когда его трогают.
Ее губы изогнулись в улыбке, которая произвела на Симеона куда большее впечатление, чем прикосновение к собственному соску. Опустив руки, он медленно обхватил свою плоть. И стал ее поглаживать, чтобы получать то же удовольствие, что дарила ему она, когда гладила его, чувствуя жар между ног при воспоминании об их недавней близости.
— Мне кажется, сейчас он больше, чем раньше, — прошептала она.
Его тело мгновенно отреагировало на ее слова: плоть инстинктивно поднялась, а Симеону захотелось овладеть Исидорой и довести ее до вершины наслаждения, на которой сам он уже побывал.
— И что происходит, когда ты теряешь над собой контроль?
Вопрос повис в воздухе. Наконец Симеон откашлялся.
— Из моей плоти вырывается жидкость — это, если можно так выразиться, мой вклад в будущего ребенка, мое семя. — Помолчав, он добавил: — И я бы не назвал это потерей контроля.
Исидора дотронулась до его плоти, и тело Симеона содрогнулось. Огонь обжег ему спину, пробежал вниз по ногам, словно готовя его к тому, что ждет впереди.
— Но если я буду и дальше ласкать тебя так… — Исидора показала, как именно, — разве ты не потеряешь контроль?
— Нет, — едва слышно ответил он.
— Потому что ты никогда не теряешь контроля? — не унималась Исидора.
— Потому что… — он судорожно вздохнул, — это не совсем точное описание.
Ее пальцы ласкали его плоть, поглаживали ее, разжигая в Симеоне желание.
— Ты уверен, что я не могу заставить тебя потерять контроль над собой?
