– Что вы делаете? – крикнула она. – Почему вы перед ними закрыли ворота? Вы разве не видите, что они нуждаются в помощи? Надо идти к ним навстречу!
Но он не шелохнулся.
– При любых других обстоятельствах я с радостью приютил бы всю округу, но это не тот случай! В Монсальви чума, и они могут принести ее с собой. Я не впущу их сюда.
– Они верят вам, потому и пришли сюда.
– Не мне, а вам, Катрин. Чем вы можете помочь? Подумайте о своих детях. Вы хотите увидеть, как они вспухнут, почернеют и умрут в страшных мучениях?
Ей показалось, что она увидела эту страшную картину. Она прикрыла глаза руками, чтобы прогнать видение. Снаружи все громче раздавались крики:
– Наша госпожа! Наша госпожа! Госпожа Катрин!
– Боже мой, – простонала она. – Они зовут меня.
– В тот вечер, когда они позволили закрыть перед вами ворота, они кричали не так громко. Избавили ли они вас от унижения своего господина? Нет. В час опасности каждый – за себя, а Бог – за всех. Сохраняйте спокойствие, госпожа Катрин!
– Он прав, – вмешалась Сара. – Они бездействовали, когда твой супруг вернулся с этой шлюхой и разбойниками. Они не имеют права на твою жизнь.
– Но они и не требуют ее. Они просят лишь о помощи и успокоении. Во главе их идет Гоберта, Гоберта, которая помогла мне, она…
– С небольшими потерями, – беспощадно бросила Сара. – С тех пор как мессир Арно привел свою банду, можно было бы уже не раз извести ее. Если бы не дети, уж поверь мне, я бы взяла это на себя, и разбойники умерли бы один за другим благодаря хорошо приготовленной пище. Поверь мне, если бы твои подданные действительно захотели, они бы помогли тебе вернуться домой.
– Страх свойствен человеку, а Арно, мне кажется, стал поистине хищным зверем. Может быть, не оказав мне помощи, они помогли мне избежать худшего. В любом случае они нуждаются во мне, и я не могу разочаровывать их. Рено, раз вы не хотите приютить их, если я правильно поняла, скажите мне, по крайней мере, где я могу найти для них пристанище. Глядя, как они приближаются, я заметила на западе тучу. Может быть, наконец-то пойдет дождь.
– Что ж, моя красавица, пусть они идут к каноникам и монахиням. Религиозные общины для того и созданы, христианское милосердие – это их работа!
Воцарилось молчание, нарушаемое лишь криками, призывами и мольбами снаружи. Катрин съежилась и крепко сжала руки.
– Рено, откройте мне ворота! Я хочу выйти к ним!
– Нет!
– Я вас умоляю! Кому есть дело до того, что я буду рисковать жизнью. Я вправе распоряжаться ею, да я и не уверена, что она может мне еще что-то принести. Откройте!
Рено гневно посмотрел в глаза молодой женщины.
– Катрин, если я открою, я сразу закрою их, и вы больше не сможете вернуться. Вам придется остаться с ними.
Она, не дрогнув, выдержала его взгляд, стараясь не выдать вползший в нее страх, – ведь ничего не могло быть страшнее чумы.
– Я знаю, но в последний раз я прошу вас открыть мне эти ворота. Я – госпожа Монсальви, их госпожа, и мой долг идти к ним на помощь.
Вокруг Катрин поднялся гул возражений и заклинаний, но она не стала их слушать и твердым шагом направилась к потайной двери.
– Подождите! Я пойду с вами! – крикнул кто-то.
К ней подбежал Жосс, он нежно, но твердо оттолкнул руку Мари, пытавшейся удержать его. Тогда во внезапно установившейся тишине Рено сам опустил мост, открыл нижние ворота, через которые все могли видеть длинную вереницу несчастных.
– Сара, позаботься о детях! – крикнула Катрин.
Вместе с Жоссом они выбежали к людям. Заметив госпожу, Гоберта подбежала к ней и, рыдая, упала ей на руки. Катрин, взяв немного воды из двух бурдюков с питьевой водой, принесенных Жоссом на спине, с помощью платка протерла испачканное лицо Гоберты. Та постепенно успокоилась и смогла поведать о том, что произошло. Рассказ был немногословным.
Всю ночь из-за шума в замке город не спал. Уже два дня там праздновали приезд троих мужчин, прибывших с юга. Они привезли повозку с женщинами, темная кожа которых говорила об их средиземноморском происхождении. Мужчина, который, казалось, был старшим, сказал, что эти женщины были рабынями и он должен подарить их герцогу Бурбонскому от имени своего хозяина, короля арагонского Альфонса V Великолепного, и что они едут из Марселя.
Они попросили пристанище на одну ночь. Прием превзошел все ожидания. Новые товарищи Арно де Монсальви были не из тех, кто пропустит такой удачный случай. Провожатый подарка и тот, кому он предназначался, абсолютно ничего не значили в их глазах по сравнению с собственным удовольствием.
Оргия длилась три ночи, но, когда сегодня утром взошло солнце, крестьяне, идущие на рынок, увидели страшную картину: из замка, качаясь, с дикими воплями вышел совершенно голый мужчина, все тело его было покрыто черными пятнами. Он сделал несколько шагов, потом, вытянувшись, рухнул в пыль, изрыгая черный ужас, который сразу все объяснил присутствующим.
– Чума!
Жуткий вопль в мгновение ока облетел город, сея страшную панику. У всех в голове была одна мысль – бежать, спасти свою жизнь и как можно дальше бежать из этого замка, на который обрушилось небесное проклятие. Люди отказывались слушать увещевания монахов аббатства, которые советовали им закрыться в домах. Монахи, чувствуя свою беспомощность перед всеобщим бегством, укрылись за стенами монастыря. Там появились дымки от сжигаемых благовонных растений, призванных обеззаразить воздух.
– Брат Антим, – всхлипывая, заключила Гоберта, – это не аббат Бернар! Он, святой человек, вошел бы в этот проклятый замок, чтобы посмотреть, что там происходит, но казначей думает по-другому: он удовольствовался тем, что забил ворота, навалил перед ними кучу бруса и засыпал подземный ход, ведущий к долине, чтобы ничто, и особенно это страшное зло, не могло вырваться из замка.
Катрин вскочила. Лицо ее стало такого же цвета, как ее белое холщовое платье.
– Забить дверь?.. Но… а мой супруг?.. А мессир Арно?
Гоберта, беспомощно махнув рукой, отвела глаза.
– Он остался внутри, – наконец произнесла она, – он уже, наверное, мертв в этот час. Госпожа Катрин, чума распространяется быстро, ужасающе быстро! Брат Антим сказал, что замок откроют не раньше чем через сорок дней, и то для того, чтобы сжечь его! Что же будем делать, госпожа Катрин?
Она снова заплакала, цепляясь за платье молодой женщины, которая, казалось, уже не слышала ее. Она представила себе кошмар, охвативший замок, зажатый в тиски страха, людей, умирающих там в страшных муках. Она увидела, словно он был перед ней, своего мужа, упавшего на землю, хрипящего и гниющего заживо без какой-либо Божьей помощи. Перед этой жуткой картиной Катрин забыла все зло, которое он причинил ей и, может быть, еще причинит.
