– Я не собираюсь жениться на девушке из рода Перкинов, – твердо заявил Алек, – равно как и из рода Фолкнеров, ни на ком-либо другом, за кого, я уверен, вы меня прочите. – И сухо добавил:
– Я не исключаю возможности, что так и останусь холостяком.
– Глупость. Я хочу, чтобы ты женился, более того – как можно скорее.
– У вас есть на то причины?
– Тебе двадцать восемь лет, ты уже на три года старше своего отца, когда он женился на мне.
– Но вы вышли замуж за моего отца, когда вам было двадцать девять, – виртуозно разыгрывая наивность, заметил Алек.
– Ты провокатор. На этот раз тебе не удастся отвлечь мое внимание, и я скажу то, что собиралась сказать.
– Я не смею препятствовать вам.
– Последние несколько лет я наблюдаю, как ты переплываешь каждый новый сезон, так и не бросив якоря в тихой семейной гавани. Я видела собственными глазами особ, на которых ты обращаешь свое случайное внимание. И скорее умру, чем назову одну из них своей снохой.
Алек слегка закашлялся и удивленно посмотрел на мать:
– Я вижу, вы решили говорить со мной весьма откровенно.
– Ты слишком горд и самолюбив, чтобы ухаживать за женщиной, которая подошла бы тебе, женщиной вроде меня.
Эти златокудрые красотки, конечно, очень популярны.., ты, несомненно, высоко ценишь их. Но сливки – слишком жирное и вредное кушанье. Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать.
– Вы, матушка, определили мой идеал женщины, – заявил Алек и с выражением вежливого интереса на лице ожидал продолжения.
– Мне не нравится тот образ, что я нарисовала. Легкомысленное создание – без сердца, без чувств. Ты морально подавишь любую из них, сам того не желая, и она станет неинтересна тебе.
– Я ценю вашу материнскую заботу, – сказал Алек, улыбаясь, – но как бы там ни было, я боюсь, что вы никогда не будете довольны моим выбором…
– Я буду довольна, – перебила Джулиана, – когда ты выберешь себе женщину так же удачно, как выбираешь напитки и лошадей.
Алек рассмеялся, откинувшись назад, и посмотрел на мать с беззаботной улыбкой:
– Ловлю вас на слове. В этот сезон вы должны найти кого-нибудь, кто, по вашему мнению, подходит мне. Хотя бы ради того, чтобы удовлетворить мое любопытство – кто вызовет ваше одобрение. Только одно условие: это не должна быть ни Перкин, ни Фолкнер. И не забудьте: я предпочитаю блондинок.
– Блондинок! – фыркнула Джулиана. – Все-таки мужчины – отвратительные существа. Все, включая моих собственных сыновей.
* * *
«Брайтон-Павильон» был похож на замок, воздвигнутый с единственной целью – воплотить в жизнь представления о всевозможных наслаждениях, доступных человеку. Он был похож на многоголовое чудовище – соединение разных экзотических архитектурных стилей, поражающих человеческий взор. Часть здания была построена в греческом, часть в египетском, часть в китайском, а огромный центральный купол – в турецком стиле. Он был спроектирован Джоном Нэшем и стоил баснословных денег, все это только для того, чтобы удовлетворить прихоть короля Георга. Украшения в виде пальмовых ветвей, драконов и витых колонн, оформлявших «Павильон», вызвали у Миры неприятное чувство подавленности и тревоги. Ей показалось, что они очутились в огромном и величественном восточном гареме.
– Тебе понравится здесь, – уверяла Розали с сияющим от восхищения лицом, когда, проходя по Китайской галерее, они разглядывали зеленых с золотом драконов, свисавших к ним с потолка.
– Да, – заметил Рэнд, сопровождая двух женщин, проходивших Восточную колоннаду; – ужасно безвкусно, нелюбопытно.
– Здесь все время что-то происходит, – увлеченно продолжала Розали, – благотворительные аукционы, ужины, банкеты, концерты, балы, театрализованные представления…
– Я уже устала, – сказала Мира, но она улыбалась, с интересом предвкушая все новое, что ей предстояло увидеть и услышать в «Павильоне» в ближайшие дни.
Они остановились перед стеной, украшенной затейливым восточным орнаментом, – Здесь всегда звучит музыка, потому что король обожает ее – у него есть оркестр, который играет каждое утро и вечер.
– Я не могу дождаться, когда увижу его, – призналась Мира, слышавшая столько легенд о короле Георге, что не знала, чему можно верить, а что – глупые выдумки.
Полный и роскошно одетый, он был известен как человек, обладающий самыми изящными во всей Англии манерами. По дороге из Уорвика в Брайтон Рэнд объяснил, что Георг IV приглашает в Брайтон только тех, кто может быть полезен ему. Здесь находились многие государственные и политические деятели. Мира знала, что в этом и состоит тайный интерес Розали, которая надеялась встретить в «Павильоне» Джорджа Канинга, главу Департамента иностранных дел.
Розали намеревалась поговорить с Канингом по поводу предоставления Брумелю должности во Франции, а Мира была готова оказать ей в этом необходимую помощь.
– Я бы хотел, чтобы вы обе вели себя крайне осмотрительно в эти дни, – попросил Рэнд.
Розали и Мира удивленно переглянулись. Рэнд до сих пор не знал ни об их тайной встрече с Брумелем, ни о планах Розали поговорить с Канингом. Им стоило многих усилий сохранить этот секрет – Рэнд был далеко не глуп, от него мало что могло укрыться.
– Что ты имеешь в виду, дорогой? – поинтересовалась Розали с сердечной улыбкой.
Прежде чем ответить, Рэнд долго и внимательно смотрел на жену:
– Только то, что вкусы короля относительно женщин изменились. Теперь он проявляет интерес к молодым, привлекательным и жизнерадостным особам. Его легко может привлечь одно только слово или улыбка любой из вас, и мне будет весьма трудно помочь выбраться вам из сложной ситуации, поскольку его самолюбие задеть очень легко, и он не относится к числу людей, склонных прощать обиды.
– Мне это известно, – взволнованно заговорила Розали, – и ему наверняка доставит удовольствие увидеть именно меня в неловкой ситуации, поскольку он слышал сплетни обо мне и Брумеле. Он не простил моего отца, даже когда тот прислал ему в подарок великолепную табакерку и прилагал все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы вернуть его расположение. Король мог разрешить моему отцу вернуться в Англию, но не сделал этого, потому что склонен осуждать Брумеля за…
– Ш-ш-ш… – прошептал Рэнд, нежно касаясь ее шеи, – я знаю, дорогая.
Он лучше всех понимал, что значил Брумель для Розали, и как легко она расстраивалась, когда разговор заходил о нем.
Глубоко вздохнув, успокоенная прикосновением мужа, Розали подняла на него свои голубые глаза.
Растроганная, Мира отвела взгляд от этой сцены. Временами Розали и Рэнд, казалось, отключались от внешнего мира.
