Но уже не впервые Хосмен замечал, что после завтрака Фиби тошнит. Он не мог не вспомнить о том неприятном разговоре с Грозным Риком в день эвакуации с острова. Что касалось Ричарда, то он редко когда ошибался.
Алексу стало не по себе. Беременна? Только не Фиби! Ну как такое могло приключиться? Она ведь так невинна и, судя по всему, неопытна. Ей-то даже прикоснуться к мужчине страшно. Да этого просто не могло быть.
Но она собиралась замуж, и, судя по всему, это была всего лишь очередная выгодная сделка Кью. Когда девушка узнала из телеграммы отца, что «более непригодна для брака», то воскликнула, что «уничтожена». Неужели она имела в виду именно это?
Симптомы были слишком очевидны. Алекс попытался вспомнить, отстирывала ли она ежемесячно свое нижнее белье, и как назло, не смог припомнить такого случая.
«Черт подери! Если Фиби Кью и впрямь беременна, то зимовка вместе с ней на острове превратится в настоящий кошмар, – Алекс нервно потер руки, сделав вид, что полностью поглощен процессом согревания. На самом деле он печки даже не видел. – Фиби? – мысленно спрашивал он себя. – Беременна?»
– Я хочу тебя кое о чем спросить, – выпалил Хосмен, поворачиваясь лицом к девушке.
Фиби поморщилась, уловив в его тоне грубые нотки. А он сейчас чувствовал себя полным идиотом. Молодой человек смотрел на ее до боли милые глаза, рот, который он осмелился поцеловать лишь однажды, да и то не по-настоящему. Ее поцелуй был неопытен. Тогда Алекс ощутил в ней шок, ярость, страх. А также мягкость и сладость, которые теперь никогда не забудет.
– Что такое? – переспросила девушка. Ничего не оставалось, кроме как спросить напрямую.
– Ты не на сносях?
Фиби невольно вскрикнула, вцепившись побелевшими пальцами в край стола. У нее был такой вид, будто бы она проглотила живую жабу. Глаза ее широко распахнулись, а губы сложились в удивленное «о». Создавалось впечатление, что ее вот-вот стошнит.
– Что-что? – еле слышно прошептала девушка.
– Это не праздный вопрос, а потому не злись на меня. Просто я должен знать… ты беременна? Она бросилась к порогу.
– Бер… ере… – язык ее явно не слушался.
– Не знаю, может быть, не в правилах твоего воспитания произносить это слово вслух, но мы застряли здесь надолго, и потому я должен знать правду. Так беременна ты или нет?
Словно слепая, Фиби на ощупь схватилась за дверную ручку. Она стояла, неподвижная как ледяная статуя. «Ну, скажи нет», – молил про себя Алекс. Но девушка оставалась безмолвной, и лицо ее абсолютно ничего не выражало.
– Ну? – подсказал Хосмен. – Ведь это очень простой вопрос. Скажи «нет».
Он ждал, затаив дыхание.
– Я… я не знаю, – выдавила из себя девушка.
Мрачное удивление охватило Алекса. Он с трудом удержался от того, чтобы не выругаться, и постарался придать своему тону как можно больше нежности и мягкости:
– Так, значит, подобная вероятность не исключена.
И тут случилось то, чего молодой человек ожидал меньше всего. Еще мгновение назад Фиби была каменной статуей, истуканом, и вот теперь она превратилась в само отчаяние. Девушка проливала слезы с силой настоящего урагана.
Алекс Хосмен не боялся оказаться в самой гуще сражения. Ему приходилось спасаться от пробудившихся от зимней спячки медведей. Он выдержал не один шторм на море, выжил в смертоносном снежном буране, прошел несколько миль по снегу. Но вот теперь, глядя на Фиби Кью, он понял, что столкнулся с самой страшной и ужасающей вещью на свете – плачущей женщиной.
Алекс чувствовал себя совершенно беспомощным. Он совершенно не знал, что в подобных случаях следует предпринять, а потому просто подошел к ней и неловко похлопал по плечу. В страхе девушка отскочила от него, чуть не потеряв равновесие.
– Ну не надо, – прошептал Хосмен. Слезы ручьем лились из ее прекрасных глаз, и потому мужчине пришлось повысить голос.
– Прекрати! Хватит! Ради всего святого, прекрати эту истерику!
С трудом уняв слезы, Фиби пролепетала:
– Я не могу.
Алекс протянул ей полотенце.
– На, вот, утрись.
Она взяла полотенце и снова разрыдалась. Но через некоторое время рыдания ее стихли.
Сейчас Алексу больше всего хотелось оказаться за много миль отсюда. Но вместо этого он усадил Фиби на стул и сам сел рядом.
– Не смотри на меня, будто я – уродец из цирка, – всхлипнула она.
– Да не смотрю я. – Нет, смотришь.
– Только не как на урода, а как на женщину, которая должна мне кое-что объяснить.
Фиби собралась с духом и, наконец, спросила:
– А как ты догадался?
– Да нехорошо тебе, особенно по утрам. Подобное как раз и происходит с беременными женщинами.
– Неужели?
Алекс понял, что в пансионе мисс Олборн эту девушку подобным вещам не учили.
– Грозный Рик тоже это заметил и подумал, что я и ты, что мы… ну, в общем…
Молодому человеку вдруг стало нестерпимо жарко.
– Но я сказал ему, что между нами ничего не было. А потом подумал, ведь ты же собиралась замуж… И, может быть, уже жила со своим…
На лице Фиби отразился ужас.
– Ну почему я должна говорить… об этом, – еле слышно пробормотала она.
– Да потому что это снедает тебя, черт подери.
– Но я не знаю, как объяснить. Хосмен искренне рассмеялся.
– Что-что, а говорить ты умеешь. И потому, прошу тебя, выговорись. От разговоров еще никогда не было никакого вреда.
– Но это очень личное, – прошептала, успокоившись, девушка. – Поклянись, что никому и никогда…
– Какие проблемы, – заверил ее Алекс. – Можешь верить моему слову. Ты просто выговорись. Не мучай себя.
Неужели Алекс не понимал, что она не может говорить? Неужели не сознавал, что нет таких слов, чтобы поведать о том, что она скрывала от него все это время? У Фиби было такое чувство, будто Хосмен тащит ее через длинный темный тоннель, и вся ее суть восставала против этого. Ведь она так старалась не вспоминать о пережитом кошмаре, и, тем не менее, боль и стыд не покидали ее.
Девушка не выдержала после очень простого вопроса.
– А ты не на сносях?
Но она не могла спрятаться от прошлого, потому что прошлое было частью ее. Она должна была вернуться. Вернуться к той ночи, к тому моменту, к тому случаю, который полностью изменил ее жизнь. Фиби понимала, что обязана рассказать об этом, но ей необходимо было время, чтобы собраться с мыслями.
Алекс Хосмен просто ждал. Он ничего не требовал, но явно не собирался отступать. Закрыв глаза, девушка попыталась оживить свои воспоминания о ночи, что предшествовала гибели ее дома в Ипсуиче.
Саймон повел ее в оперу, но представления Фиби почти не видела. Она, конечно, слышала музыку, но в уставленном цветами салоне, находившемся за личной ложей Кью.
