– Видишь его?
– Кого? – Она оглянулась, но не увидела ничего, кроме большого туловища коня и крохотных багровых глаз умирающего костра, возле которого спали со своими лошадьми Басл и Дасадас.
– Кто-то наблюдает за нами, – приглушенным голосом ответил Кажак.
– Я никого не вижу.
– Кто-то здесь есть. Кажак чувствует. Кожей своей шеи. Прикоснись вот сюда. – Он взял ее руку и положил пальцами на заднюю часть шеи, под волосами. Короткие волоски на шее стояли торчком.
– Кто-то наблюдает, – повторил скиф.
Его тон насторожил Эпону. Вглядываясь в ночную тьму, мимо них ходил Аксинья; Кажак что-то ему сказал и встал. Продолжали караулить они уже вместе, а когда устали, то разбудили Басла и Дасадаса.
Но те никого не увидели и не услышали ничего, кроме дальнего волчьего воя.
Утром они отправились в дальнейший путь по широкой равнине.
Горы остались позади, хотя на вопрос Эпоны Кажак ответил, что им придется пересечь еще одну горную гряду, последнюю, отделяющую их от Моря Травы. Они отвернули в сторону от Дуная, приближаясь к другой реке – Кажак сказал, что она называется Тиса.
Кругом было множество крестьянских домов, но скифы воздерживались от каких-либо набегов. Некоторые из деревень выглядели так, словно уже много раз подвергались нападениям, другие, процветающие, надежно охранялись хорошо вооруженными воинами; эта добыча была явно не по зубам четырем скифам. Скифы ехали с миролюбивым видом, а местные жители бдительно следили за ними.
Эпона с интересом наблюдала за обитателями здешних мест. По понятию кельтов, они были люди небогатые; одежда из некрашеной шерсти, слишком мало драгоценных украшений.
Заметно было, что здешняя земля, плодородная земля, но местные жители занимались не только земледелием, но и скотоводством. Эпона видела, что они пасли маленьких, короткошерстных овец. Был у них и крупный рогатый скот, более длинноногий, чем волы кельтов, охраняемый косматыми темными собаками, которые с громким вызовом лаяли на проезжающих скифских лошадей. А одна женщина была окружена стаей жирных нелетающих птиц, которые сновали вокруг ее ног, склевывая разбрасываемое ею зерно. «За такими птицами не надо охотиться с копьем, как было бы хорошо завести их в кельтском селении», – подумала Эпона. Несколько раз она замечала огромные, похожие на дома с соломенной крышей, стога и каждый раз задумывалась над тем, сколько корма для скота производит эта земля. Такого количества хватило бы прокормить многих животных, и их можно было держать дома, в этом случае отпала бы всякая надобность в охоте. Кернуннос, вероятно, протестовал бы против подобного нововведения.
«Не вспоминай о Кернунносе», – предостерег ее дух.
Эпона хотела спросить Кажака, к какому народу принадлежат местные жители, но он был не в духе и ничего бы ей не ответил. Его что-то беспокоило.
Кажак начал охотиться еще совсем мальчиком. Он остро чувствовал ту взаимосвязь, что существует между хищником и его добычей; и теперь у него было такое ощущение, будто за ним охотится какое-то хитрое, опасное существо. Не очень приятное ощущение. Он не мог определить, ни что это за существо, ни где оно прячется, только всем своим примитивным инстинктом чувствовал, что его кто-то преследует и что преследователь все ближе и ближе.
Прежде чем это существо, каково бы оно ни было, достигнет его, Кажак надеялся вернуться в свои родные края, в Море Травы.
Его нервное напряжение передалось и всем остальным. Эпона ощущала непонятное беспокойство. Может быть, подумала Эпона, все дело в том, что она так далеко от дома и с каждым шагом коня отдаляется от него все больше и больше. Тогда лучше не терзаться воспоминаниями о счастливой жизни в Голубых горах, о подругах, обо всем, что она знала и любила, но оставила с такой беззаботностью, точно понарошке играла в детскую игру, которую при желании можно переиграть хоть завтра.
Но ту игру, что она затеяла, бежав из родного дома, переиграть завтра нельзя. Завтра она будет в пути вместе со скифами и их лошадьми, не имея никакого понятия о том, что ее ожидает в Море Травы.
В этот вечер небо было ясное, ярко сверкали низко висящие звезды. Скифы ехали вплоть до самой тьмы, затем остановились на ночлег с подветренной стороны холма, увенчанного искривленными от постоянных ветров деревьями.
Никому из них почему-то не спалось. Эпона слышала, как мужчины переговариваются тихими голосами. Ночь постепенно сгущалась, приобретая темно-лиловый оттенок; ее наполнял характерный для этих мест сладостный запах пыли. Эпона всегда думала, что только горы прекрасны, но теперь она стала находить своеобразную красоту и во всхолмленных равнинах. Это новый лик Матери-Земли, который следует любить и почитать, она должна научиться его ценить.
Скифы, однако, не замечали красоты ночи.
– Ты не видел эту тварь, с тех пор как мы остановились? – допытывался Кажак у Дасадаса.
Дасадас кивнул головой в знак отрицания.
– Нет. Но вон за той лощиной слышится приближающийся вой.
– Возьми свой лук, выследи ее и убей, пока она не убила нас, – велел Кажак. – В такую ясную ночь ты можешь видеть далеко, тем более что ты вырос в Море Травы и у тебя должен быть взгляд как у орла. Возьми с собой Басла.
Кажак и Аксинья остались с Эпоной, которая пыталась уснуть, к досаде серого, ворочаясь с боку на бок. Она не понимала, почему скифы разговаривают так тихо.
Кажак вдруг хлопнул в ладоши.
– Слышишь? Это поют стрелы Дасадаса.
Через некоторое время ушедшие вернулись с пустыми руками.
– Вы видели эту тварь? – нетерпеливо спросил Кажак.
– Мы видели какое-то животное, серебристое, похожее на волка. Самого большого, какого нам доводилось встречать. Мы выстрелили в него с близкого расстояния.
– Значит, вы убили его?
Они повесили головы, пристыженные.
– Нет, не убили. Мы выстрелили, но волк не упал. Он убежал. Наши стрелы, кажется, попали прямо в него, но он убежал и унес с собой наши стрелы.
Кажак удивленно уставился на них.
– Вы упустили волка? Да еще вместе со стрелами?
– Я думаю, что мы тяжело его ранили, – предположил Басл.
Кажак призадумался.
– Если вы его ранили, то он больше не будет беспокоить нас этой ночью. Давайте отдыхать. Завтра мы уедем отсюда, а этот раненый волк пусть околевает.
Он говорил с напускной уверенностью. Волк – или какое-то другое существо – преследует их уже много дней, при этом он ведет себя совсем не так, как животное, повадки которого он знает: все время прячется, но с каждым днем подбирается к ним все ближе и ближе. Все они видели его мельком, но никто не смог рассмотреть как следует.
И они не могли его убить.
