В отчаянии Генрих стукнул кулаком по ладони.
– Может, все это игра! Может, он вообще ничего не станет предпринимать!
– Слишком велик риск на это рассчитывать, – произнес Рейнард.
Генрих застыл. Взглянув на него, Рейнард понял, что хозяин в смятении. Он был напрочь выбит из колеи. Ради леди Дженовы он готов пожертвовать собой и ни за что не отступится. Должно быть, он ее очень любит…
Генрих закрыл глаза, и, когда вновь открыл, в них пылал огонь ярости.
– Меня так и подмывает помчаться в замок Хиллдаун и найти этого Жан-Поля. Если он выполнит свою угрозу, у меня не останется ни друзей, ни приверженцев. А всего-то нужно посеять зерно сомнения, Рейнард, чтобы меня повергнуть.
– Леди Дженова останется с вами, милорд.
Генрих невесело рассмеялся:
– Останется ли, когда узнает о моем прошлом, о жизни, которую я вел? Знаю по опыту, что женщины не прощают подобные вещи. Им легче найти другого мужчину.
– Леди Дженова не такая. Она останется вашим другом, что бы ни случилось.
«Останется моим другом? Возможно. Но моей возлюбленной, моей женой? Сомневаюсь».
И как можно винить ее в этом? Он недостоин такой женщины. Не заслуживает ее. Не имеет права на счастливую жизнь здесь, в Ганлингорне, с Дженовой и Рафом.
Сознавая, что Рейнард все еще наблюдает за ним, Генрих прочистил горло.
– Будь у меня армия, мы могли бы взять замок Хиллдаун штурмом. Но Болдессар пока никак себя не проявил. Как же я могу брать в осаду его замок? Пока он только угрожает.
Если бы Дженова согласилась выйти за него замуж! Он смог бы ее защитить. Даже если бы правда выплыла наружу, он смог бы вынести бесчестье, потому что Дженова была бы в безопасности.
Внутренний голос прошептал: «Расскажи ей правду».
Может ли он рискнуть? Это все равно что прыгнуть с обрыва над Ганлингорнской гаванью. Всю жизнь он выбирал женщин, которых не мог полюбить и которые не любили его. Теперь он знал почему. Любая женщина, как бы сильно она его ни любила, узнав о его прошлом, ушла бы от него. Дженова тоже уйдет.
– Милорд?
Генрих с недоумением уставился на Рейнарда, словно видел его впервые. У Генриха болела голова, его тошнило. Когда он ел в последний раз? Он должен взять себя в руки!
– В чем дело, Рейнард?
Секунду поколебавшись, Рейнард выпалил:
– Отец леди Роны плохо с ней обращается. Я хочу, чтобы она ушла от него. Чтобы переехала сюда, в Ганлингорн, где ей ничто не будет угрожать.
Генрих рассмеялся:
– Хочешь привезти сюда леди Рону? Против воли ее отца и брата? Только этого нам не хватало, Рейнард! Хочешь начать войну прямо сейчас?
Рейнард сжал челюсти.
– Если придется.
Генрих снова захохотал и покачал головой:
– Господи, а мне казалось, что только я спятил!
– Она…
– Знаю, знаю. У нее несчастная жизнь. Ты хочешь ее спасти. – Генрих криво усмехнулся. – Хорошо. Если она согласится, привези ее сюда. Очень даже неплохо подразнить Болдессара. Когда у вас назначена следующая встреча?
– Завтра.
– Встретитесь, посмотришь, как обстоят дела, и примешь решение.
Рейнард с облегчением вздохнул.
– Благодарю вас, милорд.
Уходил он задорным, пружинистым шагом.
«Я сделал его счастливым», – подумал Генри.
Во дворе Ганлингорна шла тренировка гарнизона замка, состоявшего из профессиональных солдат и вилланов, нанятых специально, чтобы раз в неделю нести караульную службу. С разрешения Дженовы и сэра Джона Генрих дал их капитану совет, как наилучшим образом проводить учения. Наблюдая за ними теперь, он мог смело сказать, что его труды не пропали даром. Через месяц или два они смогут отразить удар любой армии, которую выставит против них Болдессар.
Одно он забыл. У него есть всего неделя и того меньше, и, если Дженова не вступит с ним в брак, спасти ее ему не удастся.
Генрих уже давно стоял во дворе замка, не замечая холода и солдат, старавшихся изо всех сил заслужить его похвалу. Со стороны казалось, будто он в ступоре. Дженова вздохнула. Интересно, что сказал ему Рейнард? Почему Генри в таком состоянии?
Дженова расправила ладонью темно-красную шерстяную ткань, по которой прокладывала аккуратные стежки. Это был ее запоздалый подарок к Рождеству. Новая туника для Генри, специальный подарок для ее старого дорогого друга. Теперь она преподнесет ему эту тунику, когда он будет уезжать. На прощание. Она почти закончила шитье, но, глядя на Генри, сомневалась, что сможет вынести этот момент. Она сама велела ему уехать, но знала, что никакой подарок не смягчит горечь разлуки. Она будет страдать. Она будет скучать по нему так сильно, как если бы лишилась частицы самой себя.
Почему их страсть не угасла, а с каждым днем разгоралась все ярче и ярче? И превратилась в любовь – по крайней мере, с ее стороны, – способную затмить солнце?
Внезапно, словно почувствовав, что она смотрит на него, Генрих поднял взгляд. Дженова стояла у окна и испытала шок, когда их взгляды встретились. Между ними будто пробежала искра, от которой Дженову бросило в дрожь. Какое-то время он не двигался, продолжая смотреть ей в глаза, потом у него на скулах заходили желваки, лицо посуровело, и, сорвавшись с места, он устремился к башне.
Неловко спотыкаясь, Дженова попятилась прочь от окна. Что с ним происходит? О чем он думает? Почему ей захотелось запереть на засов дверь своей комнаты, пока он сюда не ворвался? Ибо она не сомневалась, что Генри направился к ней.
Так оно и было. Дверь распахнулась, и Генри шагнул через порог.
Генрих с трудом переводил дыхание, и в его глазах светился какой-то немой вопрос. О Боже, промелькнуло у нее, что теперь будет? Только сейчас Дженова заметила, как сильно он изменился. Небритый, одежда в беспорядке. Дженова прищурилась. На тунике виднелось пятно, сапоги выглядели неряшливо.
И это ее безупречный Генри? Что с ним стряслось?
Страх лишил ее силы, и она выронила из рук багровую ткань.
– Генри!
– Дженова, – сказал он, и его голос прозвучал низко и властно. – Мне необходимо, чтобы ты вышла за меня замуж. Ты была права. Я не рассказал тебе всей правды. Дело в том, что теперь жениться на тебе собирается сам Болдессар. Не Алфрик, Дженова, а Болдессар, и он своего добьется, хочешь ты того или нет. Давай обвенчаемся прямо сейчас. Соглашайся. У тебя нет выбора.
Она опустилась на подоконник и постаралась успокоиться. Его фиалково-синие глаза горели так, словно в них полыхало пламя. Она никогда не видела Генри в таком ужасном состоянии. Он совершенно не контролировал себя и не имел ничего общего с тем Генри, которого она знала. В этот момент ей следовало с особой тщательностью подбирать слова.
