Правил конями Фите, а рядом с довольным видом сидела Гримница.
— Ты представляешь, дедо, — возбужденно начала она, едва успев спрыгнуть на землю, — он мне говорит, чтобы я хозяйством занималась. А имуществом, мол, муж мой распоряжаться будет. А я ему говорю, чтоб он солдатами своими командовал, а кони и телеги — это и есть хозяйство. И коровы — тоже. Не даст сейчас телегу, завтра пустую кашу хлебать будет!
— Тихо, тихо, княжна. — Усмехнулся дед в седые усы. — Развоевалась тут… Небось, чихвостила бедного мужика прямо при солдатах?
— Ну что ты, дедо! — княжна возмутилась, мгновенно посерьезнев, — за такое меня бы и дядька Межамир по голове не погладил. Сам знаешь, ключницу при чернавках не ругают.
— Ну и молодец. Давайте грузить!
Теперь дело пошло быстрее. Загонять телегу к самой реке Фите не решился, десятник с него и правда голову мог снять за сломанную ось. Но и так, одно дело — носить дерюги со свежей травой до ближайшей дороги, а другое — в крепость, под горку. Подоспевшая Беляна оставила бабу Зоряну помогать княжне. А сама пошла по краю луга, ловко работая серпом. Так получалось даже лучше, именно там, где луг вплотную подходил к глубокой балке, сохранилась высокая сочная трава.
Телега успела дважды съездить и вернуться, работники — перейти с этого луга на небольшую, расположенную близко к опушке поляну, когда дед Сберад скомандовал.
— Хватит на сегодня.
— А может… — Сунулась было баба Зоряна к мужу, но была остановлена строгим.
— Хватит, я сказал. А то не разогнетесь завтра, а нам еще в поля выходить.
— Это я-то не разогнусь?! — Подбоченилась старушка, строго глядя на мужа.
— Да за тебя-то, жабка моя, я спокоен, — рассмеялся дед, — а молодые, те точно не разогнутся.
— То-то же! — Беззлобно погрозила баба Зоряна, с видимым облегчением укладывая на телегу последнюю охапку травы.
— Не-е, ну, если надо… — Ясько немного неловко, явно осторожничая, пожал натруженными плечами, — Я мог бы еще косить.
— Так ведь покос бросать — работы жалко. — Возразил Тедэ, раньше других понявший опасения деда. — А в крепости много на сушку не разложишь. Да и обедать пора.
— Да обед прошел уже давно, — рассмеялась Беляна, — но раз уж вспомнили… Поехали, посмотрим, что нам сегодня накашеварили.
Во время работы никто из поселян не говорил об опасности, грозящей снаружи, но многие вздохнули с облегчением, оказавшись за надежными стенами. Особенно это касалось солдат, которые и так не проявляли особой радости подставляться под стрелы за пяток чужих баб.
Долгожданный обед получился быстрым и суматошным. Зареваный Славек не отлипал от матери, буквально, не давая той кусок хлеба до рта донести. Мира и Вися поочередно висли то на бабе Зоряне, то на Гримнице. Ясько о чем-то тихо переругивался с Красавой. Одна баба Марыля, кажется, наслаждалась обедом, степенно запивая травяным взваром подсохший хлеб.
— Ты, Зоряно, как хочешь, а в другой раз я иду с вами. — Сказала старушка, дожевав свой хлеб. — Годы мои уже не те, чтобы с кучей сопливой детворы возиться. Это ж не люди, это ж малые мыши! Только отвернулась, одно уже к колодцу лезет, другое — к лошадям… Красаве дите разбудили, оно орет, она ворчит…
— А и нех поворчит. — Не впечатлилась баба Зоряна. — Можно подумать, в своей хате при двух старших-то, никто бы не шумнул… Она коров хоть доить помогала? Или ты сама?
Марыля отмахнулась, мол, какая разница, а Зоряна только осуждающе покачала головой.
— Ишь, совсем баба в пани заигралась. Можно подумать, мы не видели, как они раньше жили.
— А что? Хорошо они раньше жили. — Отозвалась Марыля. — Не хуже вас с Радком. Мужик у Красавы толковый, она при нем и любленная была, и балованная…
— Однако ж, и корову доила, и овец гоняла, и гусей щипала. — Не унималась Зоряна.
— Ладно вам, сороки. — Прервал сплетни дед. — Раз поели уже, пошли делом заниматься.
Понятно, что накосить травы, пусть и на изрядно попорченном луге, — это не самое главное. Теперь надо было найти место, чтобы разложить "урожай" на просушку. Такое, чтобы по нем не топтались караульные, чтобы не бояться случайной искры из костра, чтобы не опасаться, что пока ты ворошишь сено, на голову упадет обгоревшая балка. Как бы то ни было, к вечеру скотина сыто пожевывала свежий корм, каждый свободный уголок двора был занят сеном, а люди смогли наконец-то отдохнуть.
— Так и привыкнем жить на возах, как те дикуси со степей. — Вздохнула баба Зоряна, поудобнее устраиваясь на освободившихся от сена дерюгах. — Идите сюда, пташечки, будем спать.
Девочки свернулись клубочками, как котята, уютно устроившись между двумя старушками. Вися уснула, даже не став требовать сказку. А Мира, что долго лежала, прислушиваясь к голосу деда Соберада, собравшего у небольшого костерка нескольких заксов постарше.
— … А звали ту княжну Стокроткой. — Неспешно рассказывал дед то ли сказку, то ли быль из давних-предавних времен. — Говорят, любил ее князь больше жизни. Всех женихов от дочки отваживал, ни один не казался ему достойным зятем. А княжна, словно ему назло, взяла и полюбила простого хлопа.
— И что? Кто ж принцессу спрашивать будет, кого она там любит? — Спросил один из заксонцев, пока другой переводил речь деда товарищам, не знавшим вендского. — Любовь — это для таких, как мы. Благородным господам не до любвей всяких там.
— Э-э, не скажи. — Дед усмехнулся, но не дал сбить себя с мысли. — Княжна с характером оказалась, вся в отца. Не пойду, говорит, за другого. Живому и мертвому буду верна.
Рассердился тогда князь и выслал дочку с селянами в поле. Думал, хлебнет она простой жизни, обратно в терем запросится. А жениха ее на другое поле выслал, чтобы не смел помогать.
— И что, неужто сдалась принцесса? — Снова спросил кто-то.
— Говорю ж, упертая оказалась. День отработала, ноги стерней исколола, руки серпом порезала, но не отступилась. На другой день назначил князь ей еще больше работы, пришла княжна обратно, без сил шатается. А все равно на своем стоит.
— Разве ж можно так с любимым дитем? — Обсуждающее покачал головой Тэде. — злые у вас князья.
— Не
