Хит встал с кресла и вышел из ложи. Он больше не мог терпеть. Он должен был увидеть ее. Немедленно. Он не собирался объяснять ей, почему он приехал за ней в столицу. Как должен был бы поступить на балу у леди Гамильтон. И если он в ближайшие тридцать секунд прояснит это все для себя, дальше жить ему будет куда проще.
Певица закончила арию, и все эти люди, считающиеся сливками лондонского высшего света, во всем великолепии своих пышных нарядов, стали подниматься с мест и выплывать из лож на антракт. Хит пробивался сквозь толпу в отчаянном стремлении увидеть ее хоть одним глазком, переброситься с ней хоть словом, поймать ее взгляд.
И тогда он заметил ее. На сей раз Голиаф не шел за ней тенью. Темные волосы ее блестели и отсвечивали синим, как вороново крыло на солнце. Платье цвета нефрита ловко облегало грудь. Порция разговаривала с какой-то дамой, и руки ее порхали в такт речи. Повинуясь внезапному импульсу, он подошел к ней и схватил за руку.
– Хит! – выдохнула она.
Даже не поздоровавшись, он скупо кивнул ее собеседнице и потащил Порцию за собой.
– Что вы делаете? – возмущенно спросила она. Хит тащил ее за собой по извилистому коридору, подальше от сутолоки и надушенных тел. – Куда вы меня тащите?
Он молча шагал вперед, увлекая ее за собой. Вскоре шум голосов стих, превратился в отдаленный гул. Заметив дверь справа по коридору, Хит, быстро окинув коридор взглядом и убедившись в том, что он пуст, распахнул дверь.
– Хит, – возмутилась Порция, когда он втолкнул ее внутрь, – я настаиваю…
Он зажал ей рот поцелуем, внезапно забыв все, что собирался ей сказать.
– Что ты делаешь? – прошипела Порция, попятившись. Она была в ярости, и глаза ее сверкали гневом, такие же яркие и блестящие, как и те, что смотрели на нее из сумрака комнаты.
Он прижал пальцы к губам.
– Как вы посмели затащить меня сюда? Я сказала вам, чтобы вы оставили меня в покое.
В единственное окно под потолком струился лунный свет. Только луна освещала его выразительное лицо, на котором отражалась яростная борьба.
– И вы считаете, что я стал бы прислушиваться к вашим словам? Между нами еще далеко не все решено.
Она опустила руку.
– Нам ни к чему выяснять отношения. Нам нечего выяснять. Я услышала все, что вы хотели мне сказать, еще в Мортон-Холле и больше ничего не желаю слушать.
Он пошел на нее, и она, отступив, прижалась к стене.
– Не может быть, чтобы вы всерьез отнеслись к ухаживаниям другого мужчины после того, что было между нами.
– Вас это не касается, – бросила она ему в ответ и растерянно покачала головой. Зачем он здесь? Зачем он говорит так, словно то, что у них было, имеет какое-то значение, когда он сам назвал произошедшее ошибкой.
Хит засмеялся. От этого зловещего смеха по телу ее побежали мурашки. Запертая с ним в этой комнате, она была в его полной власти, и на снисхождение рассчитывать не приходилось.
И она прибегла к единственному имеющемуся в ее распоряжении оружию – к гневу. Она помнила, как он унижал ее; она не могла забыть его жестокие и несправедливые слова о том, что она ничем не отличается от любой другой дамочки, что продает себя по сходной цене.
– Вы уже сказали все, что хотели сказать.
– Ситуация изменилась…
– Я так не думаю, – ответила она, вновь пытаясь его обойти. – Дайте пройти.
– Вначале вы меня выслушаете, – прорычал Хит. Порция поджала губы и выжидающе приподняла бровь. Какое-то время он смотрел на нее так, словно прикидывал, будет ли она молчать. Глубоко вдохнув, он сказал:
– Я все еще хочу на вас жениться.
«Все еще». Какая жертва с его стороны! Мог бы и не демонстрировать столь явно свое огорчение по этому поводу.
– Как я сказал, многое изменилось. – Хит провел рукой по волосам. – Кое-что обнаружилось. Безумие не может передаваться по наследству. Не в том смысле, в котором я думал.
Порция невольно нахмурилась:
– Но ваш отец, ваш брат…
– …были больны. И демонстрировали все симптомы порфирии… как хотела убедить в том всех моя бабушка.
– Я не понимаю. – Порция прижала пальцы к вискам. У нее начала болеть голова.
– Бабушка хотела, чтобы все поверили, что у моего отца порфирия.
– А у него ее не было?
– Нет, – со вздохом сказал он, и она почувствовала, что этот вздох отозвался в ее теле странной вибрацией, достигшей каждого нервного окончания. – У моего отца была дурная болезнь. – Слова его падали тяжело, как камни в воду, и воздух в этой маленькой комнате стал вдруг текучим, как вода. – Он заразил мою мать, когда она носила моего брата. – Хит замолчал, словно подыскивал слова менее шокирующие, чем те, что он произнес. – И это убило ее. И моего брата.
– Сифилис? – спросила Порция. Голова у нее кружилась. – Разве не существует лечения…
– Либо он не понимал, что болен, пока не стало слишком поздно, либо отказывался признать очевидное. Я склоняюсь в пользу последнего. Как бы там ни было, болезнь его убила. И брату моему тоже помочь было нельзя. Ребенок с врожденным сифилисом имеет мало шансов на жизнь.
– Я не понимаю. Почему вам позволили верить в то…
– Бабушка, – сказал он, вспоминая слезливые оправдания графини Мортон, когда он призвал ее к ответу. – Она сочла, что королевская болезнь приличнее, чем дурная болезнь, полученная отцом от шлюхи. – Он горько рассмеялся.
Порция кивнула.
– Я понимаю, почему ваша бабушка так поступила, – протянула Порция, подозревая, что ее бабушка при тех же обстоятельствах поступила бы так же. Несмотря на то, что она продолжала злиться на Хита, несмотря на то, что она понимала, что ей стоит держаться от него подальше, сердце ее полнилось сочувствием. – Мне жаль, Хит. Мне жаль, что вам с сестрой пришлось столько лет страдать.
– С этим покончено, – сказал он, пожав плечом. – Меня волнует то, что происходит сейчас, в этот момент. Впервые в жизни у меня появилось будущее, в которое я могу смотреть с надеждой. – Он схватил ее за плечи, прожигая ее насквозь взглядом. – Ты понимаешь, что это значит, Порция? Теперь у меня нет причин отказываться от брака.
– Да, – медленно проговорил она, – у вас теперь нет причин не жениться.
– Учитывая то, что я уже обесчестил вас, вы лучшая…
– Обесчестил? – Господи, как она ненавидела это слово. – Я не считаю себя обесчещенной. Никто не знает…
– Не важно, знает об этом кто-то или нет. Я, как честный человек, должен на вас жениться.
– Забудьте об обязательствах, – перебила его Порция. – Я вас от них освобождаю.
– Вы не можете освободить меня от ответственности. Долг есть долг, от него нельзя освободиться волевым решением.
Долг. Слово, которое теперь она поставила во главу угла своей жизни. Он предлагал ей брак. Он мог жениться на ней, спать с ней и зачинать с ней детей. И все ради долга. Не по любви, не из плотского желания, но лишь потому, что от него это требовалось даже неписаными законами общества, к которому он принадлежал. Она прижала руку к животу. Внезапно она почувствовала себя больной.
