— Они не станут привязывать ее.
— Почему ты так уверен?
— Просто уверен, и все. — Энтони принялся расхаживать по комнате. — Они будут поучать ее и отчитывать, будут заставлять ее стоять на коленях на холодном мраморе и придумывать другие изощренные наказания, однако ни за что не станут привязывать. Они никогда не привязывали Джейн и не посмеют привязывать Тессу.
— Их дочь тоже страдала от таких наказаний? Неудивительно, что она вышла за первого же мужчину, сделавшего ей предложение, — за директора школы. Знаешь, ее родители ужасно злились из–за этого.
Он этого не знал; к стыду своему, он не поддерживал связь с Джейн после того, как уехал от Бикемов.
— А сейчас в каких она отношениях с родителями?
— Едва разговаривают, насколько я знаю, — ответила Мэдлин. — Но когда она жила с ними, у них действительно не было причин привязывать ее к кровати — ей все равно некуда было бежать. Но что касается твоей племянницы… У нее ведь есть ты, не так ли?
Энтони сделал глубокий вдох и, собравшись с духом, проговорил:
— Мэдлин, они привязывали меня вовсе не поэтому.
Она взглянула на него с недоумением:
— Что?..
— Они привязывали меня не для того, чтобы предотвратить мой побег. — Не удержавшись, Энтони выругался сквозь зубы. — Они привязывали меня из–за того… Из–за моей порочной натуры, — добавил он, опустив глаза.
— Что ты имеешь в виду?
По–прежнему не глядя на Мэдлин, он тихо сказал:
— Ты ведь знаешь, что такое… грех онанизма?
Она в растерянности заморгала.
— Да… наверное.
Энтони невесело рассмеялся:
— Что ж, если знаешь, то могу сообщить: я в детстве предавался этому греху по нескольку раз в день, начиная с девяти лет. И стал делать это реже только после того, как смог удовлетворять мои желания другими способами.
«Значит, Бикемы привязывали его к кровати именно из–за этого? О, бедный Энтони!» — мысленно воскликнула Мэдлин.
Но как же могли они так жестоко унижать его? Ведь он был всего лишь ребенком!
Подойдя к нему, Мэдлин тихо сказала:
— Ты, наверное, слишком рано созрел, вот и все.
— Слишком рано? — Энтони залился краской стыда.
— Так что тебе не следует из–за этого беспокоиться. Ведь и некоторые другие дети тоже делают…
Виконт не удержался от вздоха.
— В девять лет? Да так настойчиво, что никакие нравоучения и холодные ванны не помогают? Неужели ты действительно думаешь, что существуют дети, которых приходится привязывать к кровати, чтобы они не… — Он внезапно умолк и, выругавшись сквозь зубы, попытался отойти от нее.
Но Мэдлин схватила его за руку и привлекла к себе.
— Успокойся, Энтони, и выслушай меня. Видишь ли, каждый ребенок исследует свое тело, если можно так выразиться. И я не вижу в этом ничего дурного, что бы там ни говорили Бикемы.
— Отчасти ты права… Но все дело в интенсивности моих желаний. — Он на мгновение отвел глаза и снова вздохнул. — Мэдлин, понимаешь, я и сейчас с трудом себя контролирую.
Еще крепче сжав его руку, она с невозмутимым видом проговорила:
— И все–таки в твоих желаниях нет ничего дурного. — Она сплела свои пальцы с его пальцами. — И еще мне кажется… Видишь ли, не исключено, что ты так отчаянно этого хотел именно потому, что тебя привязывали, понимаешь? Ты наверняка воспринимал все их запреты как насилие над тобой, поэтому пытался настоять на своем. — Она поцеловала его руку, и на глаза ее навернулись слезы — ведь Энтони столько выстрадал… — Мой дорогой, еще раз говорю, ты был всего лишь ребенком, маленьким мальчиком.
Туг Мэдлин не сдержалась, и по щекам ее потекли слезы. Он стер их пальцами и прошептал:
— Из–за этого я себя ненавидел. Иногда по ночам… мне ужасно хотелось умереть.
— Я прекрасно тебя понимаю. — Мэдлин тихонько всхлипнула.
— Я подолгу лежал без сна, — продолжал Энтони, — и говорил сам с собой. Говорил, чтобы хоть как–то отвлечься, однако у меня ничего не получалось — я все равно думал о красивой служанке, о той, на которую таращился весь день. Я был очень скверным…
— Нет–нет, ты не был скверным! — Мэдлин порывисто обняла его. — Ты просто не понимал, что с тобой происходило, вот и все. Адом, в котором тебе пришлось жить… О, это был просто чудовищный дом. Тебя не следовало туда отправлять.
Он уткнулся лицом в ее шею и с дрожью в голосе пробормотал:
— Мой отец ничего не знал о том, что они делали.
— Но он узнал, что тебя связывали по ночам, когда папа рассказал ему.
Энтони содрогнулся всем телом.
— Теперь понятно, почему отец все–таки забрал меня домой. — Взглянув на Мэдлин, он добавил: — Но после моего возвращения отец вел себя так странно… Казалось, он даже вида моего не мог выносить.
— Его, вероятно, терзало чувство вины, когда он смотрел на тебя. — Она убрала прядь волос с его лба. — Отправляя тебя к дяде, он, наверное, думал, что тебе у него будет хорошо, а потом узнал, что все совсем не так. Да, скорее всего он винил себя… Он говорил с тобой об этом?
— Только один раз. Сразу после того как я приехал домой, он спросил, не хочу ли я рассказать ему что–нибудь о моей жизни у дяди. Но я ничего не сказал… Я боялся рассказать ему правду. — Энтони отвел взгляд. — Я боялся, что он узнает, какой у него отвратительный сын.
— Ты не отвратительный! — воскликнула Мэдлин. — У тебя было естественное желание, которое невежественные люди пытались подавить, вот и все! — И тут ее осенило. — Так ты поэтому ничего не рассказал в суде? Не рассказал, потому что стыдился?
— Просто я знал, что суд сочтет это еще одним доказательством моей порочности. — Энтони криво усмехнулся. — Мои тетка и дядя заявили бы, что пытались спасти мою душу и что их неудача лишний раз свидетельствует о том, что я совершенно безнравственный человек. Думаю, суд поверил бы им.
— Нет, не поверил бы!
Он пристально посмотрел ей в глаза:
— Но ведь ты сама сказала, что я растрачиваю свою жизнь в безрассудной погоне за наслаждениями, помнишь? Полагаю, ты была права.
Мэдлин вздохнула:
— Да, я действительно так сказала, но ведь я тогда совершенно ничего о тебе не знала, поэтому не могла тебя понять. Откровенно говоря, я и сейчас кое–чего не понимаю. Ты говоришь, чтоутебя слишком сильные желания… Но ведь теперь, когда стал взрослым, ты можешь себя контролировать, не так ли?
— Вот как замечательно я себя контролирую. — Он широким жестом обвел свои холостяцкие владения. — Я сюда едва ли не каждую ночь приводил женщин. Самых разных женщин — только бы не оставаться в одиночестве.
Мэдлин в недоумении пожала плечами:
— Как странно… Но почему бы тогда не жениться?
Он решительно покачал головой:
— Нет, это не выход. В том смысле, что порядочные женщины не станут терпеть такого мужчину, как я. Боюсь, что я, если бы женился, не смог бы хранить верность жене. — Было очевидно, что эти его слова являлись своего рода предупреждением.
