«Нет!»
От громкого крика Куинна Мора проснулась и села в постели. Так мог кричать человек в страшной, смертельной агонии. Она соскочила с кровати и бросилась к нему в большую комнату, коснулась его руки и голой груди, потом потрясла за плечо, тихо окликая по имени.
— Куинн, Куинн, это только сон, дурной сон, — шептала Мора. Она обняла его за шею. Обнаженная мускулистая грудь Куинна блестела в свете звезд, который лился через окно. — Ш-ш, все хорошо, — шептала она. — Все в порядке, Куинн.
Серые остекленевшие глаза Лесситера метнулись к ее лицу, но дыхание по-прежнему оставалось быстрым и прерывистым.
— Сон. — Его хриплый голос так потряс Мору, что она крепче обхватила его за шею. Все было так не похоже на сильного, смелого Куинна — ни голос, ни вид, ни выражение его глаз. Ее сердце упало, она шумно вздохнула и повторила, успокаивая его как маленького: — Да, это всего лишь сон.
— Но это была она, женщина из Хатчетта. Та, со светлыми волосами… — Куинн дрожал всем телом. — Колье…
— Какое колье?
— Она лежала мертвая, на белом снегу, — рассеянно бормотал он. — Точно так же и точно такая же, как в ту морозную ночь. Кровь… Везде кровь… На волосах… на лице… на снегу…
Холодок пробежал по спине Моры. Она молчала, ожидая продолжения.
— Все было так, как тогда. Только сейчас это была не она. Когда я посмотрел на ее лицо, это оказалась…
— Ш-ш… Сейчас уже все в порядке. Все закончилось. Ты проснулся, Куинн.
Он закрыл глаза, стараясь взять себя в руки, отогнать прочь кошмарные видения. Мора не права. Она не знает, что это никогда для него не закончится. Никогда! Воспоминания о Хатчетте и об ужасных событиях на его родной ферме, когда ему было всего девять лет, запечатлены в его мозгу и в сердце. Навсегда, до конца его дней.
Куинну давно уже не снилось его детство, но он всегда знал, что это до поры до времени. Ужасные видения не оставят его в покое. Точно так же, как он знал, что единственный способ уберечь себя от подобных мучений в дальнейшем — сторониться людей всегда и везде. Держать себя в руках. Держать крепко, под контролем, стать неуязвимым для чувств, которые испытывал девятилетний мальчик, которым когда-то был Куинн Лесситер.
Он расстался с тем мальчиком двадцать два года назад и старался любой ценой стать твердым как скала, не чувствовать ни к кому нежности, избавиться от мягкосердечия или слабохарактерности, чтобы ничто не могло задеть или сломать.
Но на этот раз… Мора гладила его по груди, ее прикосновения, легкие и ласковые, вызывали у него боль совершенно иного рода. От нежных касаний тонких трепещущих пальцев во рту у Куинна пересохло.
Он вскочил с дивана, оделся и, не обращая внимания на расспросы Моры, выскочил из дома так быстро, словно за ним гнались.
Бежать, да поскорее, из дома, на свежий воздух, под открытое небо. Ему надо держаться подальше от этой рыжей колдуньи, остыть под свежим ветерком, уйти от прикосновений ее тонких, нежных, возбуждающих пальцев.
Почему она не может быть такой, как Серина: горячей, с твердым, даже жестким, сердцем? Если бы Мора, как Серина, не задавала никаких вопросов, не бередила душу своим взглядом, проникающим под кожу… Почему она не оставит своих попыток разбить стену, которую он так старательно и неустанно воздвигал вокруг себя? Он возводит стену, а она разрушает ее, причем без усилий, а лишь своей добротой, нежностью, сладостью своих прикосновений, медовым вкусом своих поцелуев.
Он готов устоять против всего, но против тихой грусти в ее взгляде всякий раз, когда Мора смотрела на него, он устоять не мог. Куинн подошел к кривому дереву, росшему у входа в загон, остановился и прислонился к толстому крепкому стволу. Он вынул из кармана тонкую сигару и закурил, потом медленно вдохнул дым и огляделся.
Черная влажная ночь окутала все вокруг и приняла его в свою темень. Невидимые существа порхали в кустах, мелькали в свете луны. Чья-то быстрая тень скользнула по земле и мгновенно исчезла, словно ее никогда и не было. Куинн вдруг почувствовал, что он не один.
— Вернись, — сказал Куинн, не оборачиваясь. — Вернись в дом!
Аромат сирени заполнил его ноздри. Ему хотелось приникнуть к ее нежной шее, зарыться руками в ее волосы. Мора могла помочь ему забыть о случившемся на их ферме много лет назад, забыть о том, что произошло в Хатчетте в ту ночь, когда погибла от шальной пули та блондинка…
Но Куинн не мог позволить Море ему помочь. Он опасался того, что она и так уже слишком сильно волнует его кровь.
— А ты придешь, Куинн? — На этот раз в ее голосе не было нежности и тепла. Она шла вперед, пока не встала перед ним. И он поневоле оказался с ней лицом к лицу.
Подняв подбородок, она не отрываясь смотрела на него в бледном лунном свете. Боже, ее длинная ночная рубашка просвечивала насквозь, и он видел ее всю; ветер играл тонким полотном, и оно облепило тело женщины, обрисовав все его изгибы. Дыхание у Куинна перехватило. Волосы Моры, яркие, словно пламя, разметались по плечам, ветер швырял тугие кудри на ее щеки. Но больше всего притягивали Куинна ее глаза. Они сверкали горячо, негодующе, в них горела пламенная решимость, и Мора казалась похожей на свечу в безмолвии ночи.
— Я не позволю тебе заткнуть мне рот, Куинн Лесситер!
— У тебя нет выбора.
— О да. Я сделаю то, что хочу. Сегодня все будет по-другому. Ты станешь говорить со мной, ты расскажешь мне, что тебя беспокоит. Ты расскажешь мне свой сон.
— Ты уверена? — Он хрипло рассмеялся.
— Да, вполне.
— Ну и ладно. — Он вздохнул. — Давай-ка, Мора, возвращайся в дом, ты простудишься.
— Ну и что, если и простужусь? Мне все равно. Нет страшнее холода, который внутри тебя. Мне холодно от того, что я живу с незнакомцем. Этот незнакомец не подпускает меня к себе. Он держит меня на расстоянии вытянутой руки. Он отмахивается от меня, будто я из тех сорняков, что растут вокруг и подступают к самому дому. Я не сорняк, Куинн, который можно выдернуть и растоптать. Я твоя жена! Твой… партнер. Поэтому я хочу узнать тебя получше. Я хочу знать, что ты чувствуешь, кто ты такой, на что ты надеешься и о чем мечтаешь!
Куинн Лесситер бросил свою тонкую сигару на землю и растоптал окурок, потом сгреб Мору в объятия и прижал к себе, ощущая под пальцами теплую кожу.
— У меня нет никаких надежд, Мора! Я ни о чем не мечтаю! Вот чем мы отличаемся друг от друга. Вот чего ты никак не можешь понять!
— У каждого человека есть надежды и мечты, — упорствовала Мора, не собираясь сдаваться. — Я это знаю. И ты это знаешь, Куинн Лесситер. Без них человек не может жить на свете.
