Розалинда отправила леди Блант записку с просьбой прекратить копаться в прошлом Дрейка.
– Да, я действительно получила ее. – Вдова раскрыла веер и начала размахивать им у себя перед носом. – К моему прискорбию, она пришла слишком поздно.
Розалинда ощутила смутную тревогу.
– Я послала ее в Крэнстон-Хаус неделю назад. В тот самый день, когда мы с Дрейком поженились. Я…
– Все, что касается записки, мы будем обсуждать наедине, – обрезала леди Блант.
Дрейк, словно оберегая Розалинду, положил ей руку на плечо, и она взглянула на него с благодарностью.
– Ах, что я болтаю! Годфри, почему бы вам не поиграть в мяч на аллее? Я пришлю к вам молодых людей, чтобы они составили вам компанию.
При этом явном намеке на его возраст Годфри сердито сверкнул глазами, но все же послушно удалился, очевидно, преодолев свой гнев. Леди Блант, негодующе покачивая бедрами, последовала за ним.
Как раз в тот момент, когда Розалинда уже было вздохнула с облегчением, Хатберт объявил о прибытии еще одного гостя, назвав лишь его фамилию: Страйдер. Она тут же почувствовала, как напрягся Дрейк, когда мужчина, одетый в черное, склонился и поцеловал ей руку.
– Миледи, – произнес Страйдер, выпрямившись. Изящество его движений резко контрастировало со злобной усмешкой и проницательными почти до неприличия глазами. – Желаю вам всего самого хорошего в вашем браке с господином Ротвеллом. Ему несказанно повезло, гораздо больше, чем он заслуживает.
При виде холодного взгляда, которым этот загадочный гость обменялся с ее мужем, Розалинде стало вдвойне любопытно. Кто он и чего хочет?
– Я думал, что наши дела завершены, – настороженно проговорил Дрейк.
Брови Страйдера приподнялись.
– На некоторое время. Но сегодня я не буду утомлять вас делами. У вас торжество. – Он коротко поклонился и уверенно направился в парадный зал, к гостям.
Розалин да в упор посмотрела на Дрейка:
– О каком деле шла речь?
Дрейк пожал плечами и попытался ослабить вдруг ставший тесным ему воротник.
– Если честно, то я не представляю.
– Но ты его знаешь.
– Да, пожалуй, можно сказать и так.
– Дрейк, но за…
– Розалинда… – Он нежно взял ее за руку и прижал палец к ее губам. – Разве ты не слышала, что он сказал? Никаких дел. Сегодня у нас праздник.
В тот же миг перед ними появился еще один приглашенный.
– Розалинда! Надеюсь, я не слишком опоздал. – Уилл Шекспир буквально влетел в холл с суфлерской книгой под мышкой. Он поцеловал хозяйке руку и добродушно похлопал по плечу Дрейка. – Меня задержали билетеры в «Глобусе»: они ссорились из-за сборов за сегодняшний спектакль. Иметь долю в труппе иногда так обременительно. Порой мне кажется, что я выполняю гораздо большую часть работы, чем это было оговорено. Впрочем, пора к актерам на галерею. Они уже прибыли?
– Хатберт сказал, что они толпились у заднего входа. Успокойтесь, Уилл, нет никакой спешки. Сначала будет обед в парадном зале, как обычно. И еще раз спасибо. Мне не терпится увидеть новые сцены.
Лукавые морщинки появились в уголках все понимающих глаз Шекспира, когда он с обожанием посмотрел на Розалинду. Преисполнившись благодарности, она поцеловала его в щеку.
Когда Шекспир торопливо ушел, Дрейк медленно повернулся к Розалинде. Щеки его пылали так, словно по дому только что пронесся ураган.
– Что все это значит, Розалинда?
Она почувствовала, как где-то в глубине ее души вновь вспыхнула старая ненависть к нему. О, этот омерзительный взгляд всезнающего превосходства, появляющийся в его глазах, когда он считал, что заставал ее за чем-то предосудительным!
– Что ты имеешь в виду, задавая этот вопрос? – спросила она, вскипая от гнева.
Он закатил глаза:
– Мне казалось, я ясно спросил. Труппа господина Шекспира собирается исполнить сцены, написанные тобой?
При этих словах ее терпение окончательно лопнуло, и она, уперев руки в бока, заявила:
– Да, они собираются исполнить мои сцены. Ну и что из этого?
– Что из этого?! – Он провел рукой по лицу, пытаясь подавить бушевавшую в нем ярость. – Ты – моя жена, и я не допущу, чтобы ты делала из себя посмешище на весь Лондон, пописывая пьески. Не успею я оглянуться, как ты начнешь скакать по сцене «Глобуса»!
– А почему бы и нет? – хмыкнула Розалинда. – В Италии женщины играют в комедиях.
– Мы не в Италии, и ты не какая-то там бродячая актриса!
– Ты называешь господина Шекспира бродягой?
– Нет! Но он мужчина. А ты – женщина.
– И потому ущербна? Как жаль, что ты не знаешь нашу королеву, Дрейк. Вот тогда бы ты понял, насколько могущественной может быть женщина.
– Господи ты Боже мой! – вскричал он в ярости. – Я знаю о королеве больше, чем ты можешь себе представить. И это не имеет никакого отношения к твоему полу. Дело в приличиях. Ты – моя жена.
– Ты имеешь в виду, твоя рабыня.
– Да нет же, черт возьми!
– Как ты смеешь! – закричала она, дав наконец волю копившимся всю неделю тревоге и отчаянию. – Сначала запрещаешь мне собирать ренту и посещать своих собственных арендаторов, потом велишь мне перестать читать и начинать работать в саду. А теперь заявляешь, что мне не пристало писать! Что дальше? Может, мне закрыться в спальне и ждать, когда ты разрешишь мне подойти к твоей персоне?
– Я не запрещал тебе писать. Просто твои сцены нельзя разыгрывать перед публикой. Кто-нибудь поймет, что автор их ты.
– Ах какое унижение для владельца Торнбери-Хауса! Его жена склонна к творчеству и посвящает себя вовсе не своему господину и властителю. Какое ужасное пятно на твоей безупречной репутации!
– Ты говоришь, словно герои твоей пьесы, – процедил он сквозь сжатые зубы.
– Значит, вот что тебя тревожит – кто-то может узнать в моих пьесах тебя. А ты, Дрейк, прожил всю жизнь, прячась за разными масками И самая главная из них – маска мстителя. Ну и что, если ты добьешься того, что хотел? Если ты наконец отомстишь за поруганную честь отца? Ради чего тогда тебе жить? Разве у тебя останется цель?
Он схватил ее за руки так сильно, что она сморщилась и с трудом подавила стон. Встретившись с ним взглядом, в котором полыхала ярость, она ледяным тоном произнесла:
– Ты делаешь мне больно.
Дрейк тотчас отпустил ее руки и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, а потом печально произнес:
– Я сегодня ночую на «Розе».
– А может, прежде поищешь леди Эшенби, чтобы утешиться? – бросила она ему в лицо. – Она ведь не пишет пьесы. Просто прекрасна и покорна. Самый замечательный тип женщины.
– Спасибо за совет. Именно так я и поступлю, – злобно ухмыльнулся он и, повернувшись, двинулся прочь.
