— Проклятие!
Куинн задохнулся от злости. Не потому, что Лили посмела его ослушаться, просто он знал, что последует дальше, и беспомощность, в которой он не мог признаться, вылилась в злость. Кроме того, существовали и более веские причины для ярости. Скрупулезно разработанный план трещал по швам, у Куинна было такое ощущение, словно в руках палача начинает разматываться веревка и петля вот-вот затянется на его шее.
Если бы Куинн ожег таким взглядом Мириам, она бы выскочила из комнаты в слезах. Но Лили только еще крепче ухватилась за подлокотники кресла и даже не отвела глаз.
— У Мириам был любовник, — прошептала она.
Скрипнув зубами, Куинн вскочил со стула, подошел к окну и раздвинул шторы. С черного, как и его мысли, неба валил белый снег.
— Тебе сказала Элен?
— Дай мне договорить. Это правда, и, видимо, ты сам все знаешь. Последние несколько дней я не перестаю об этом думать, и у меня вырисовывается такая картина: ты узнал, что Мириам тебе изменяет, и до полусмерти избил ее любовника.
А он-то, идиот, решил, что с проблемой Мириам покончено. Раз знает Лили, могут узнать и другие. Выругавшись, Куинн повернулся, хотя его подмывало стукнуть кулаком по стеклу и разнести окно вдребезги.
— Продолжай!
Лили рассказала о записке, о поездке за город, о визите к Элен, черт бы ее побрал.
— А ночью я вспомнила про медальон. Ты сказал, что подарил его Мириам в честь рождения Сьюзен. Но ведь ты не дарил его Мириам, верно? Она сама заказала этот медальон, чтобы подарить Маршаллу.
— Почему ты плачешь? — резко бросил Куинн.
Хотя не важно, чем она это объяснит, все равно ее слезы отчасти вызваны жалостью к нему, что больно и обидно.
— Мне кажется, что Мириам нет в живых, — прошептала Лили. — Тебе этого не понять, но… она стала как бы частью меня. Мы с ней не только похожи, я ее очень хорошо понимаю. Живу в ее доме, среди ее вещей, веду ее жизнь. У нас много общего. Я тоже знаю, как терять людей, которых любишь, и остаться в целом мире одной. Мне тоже знакомо чувство беспомощности и загнанности. Я знаю, что такое совершить ужасную ошибку, которую уже ничем не исправишь. Часто, лежа на тюремной койке и глядя в потолок, я хотела умереть. Мне кажется, Мириам после гибели Сьюзен наложила на себя руки. И я плачу, ибо она — это я, а я — это она. Часть меня любит ее, а часть ненавидит и готова душу из нее вытрясти. Я чувствую боль от ее ошибок, будто сама их совершила.
Вернувшись к столу, Куинн тяжело сел и уронил голову на руки. Все, что они с Полом задумали, летело ко всем чертям.
Лили присела рядом с ним на корточки, погладила его по щеке.
— Куинн, расскажи мне, что случилось. Прошу тебя.
Минуты текли одна за другой. Наконец он поднял голову.
— Ты как-то спрашивала, люблю ли я Мириам. Не помню, что я тогда ответил. Может, вначале и любил, но я всегда знал, что ее сердце отдано человеку, который после войны собирался на ней жениться. Я ей нравился, мы неплохо ладили, и все-таки если бы отец не заставил Мириам выйти за меня замуж, она бы предпочла остаться старой девой. — Куинн замолчал, вспоминая первые годы брака. — Я надеялся завоевать любовь жены, возможно, мне бы и удалось, будь у нас дети. Но каждая беременность Мириам кончалась выкидышем, и она считала это знаком того, что нам не следовало жениться. Занятая своими переживаниями, она все больше отдалялась от меня, отвергала любую попытку к сближению, и в конце концов я перестал ей докучать. Мы стали чужими, хотя жили под одной крышей и выполняли светские обязанности. — Лили положила голову ему на колени, и Куинн погладил ее по волосам. — Кажется, год назад в жизни Мириам снова появился Маршалл Оливер. Его не убили на войне, как думала она. Не знаю, чем этот мерзавец объяснил столь долгое отсутствие, но каким-то образом добился своего. Когда я навел о нем справки, выяснилось, что он в самом конце войны женился, но побоялся написать Мириам о том, что предал ее, наверное, решил, пусть она считает его погибшим.
— Значит, Маршалл женат?
— Они живут в восточной части штата на крошечной ферме. У них трое детей. Несколько лет назад жена Маршалла стала инвалидом.
— Вот сукин сын! — гневно воскликнула Лили и вдруг поняла. — Это правда! А я не верила, постоянно говорила себе, что этого не может быть. Значит, ты всегда говорил о Сьюзен так отчужденно, потому что…
— Отцом ребенка, единственного, которого Мириам доносила, был Маршалл Оливер, — подтвердил Куинн.
— Я не верила, а Элен, оказывается, была права.
— Черт бы ее побрал! Видимо, Мириам призналась ей в своей большой любви к человеку, не вернувшемуся с войны, и ван Хойзенам удалось отыскать Маршалла Оливера, жившего всего в трех часах езды от Денвера. — В голосе Куинна слышалась невыносимая горечь. — Уверен, это ван Хойзены свели их, после чего стали ждать самого удобного момента для огласки, чтобы нанести удар по всей моей предвыборной кампании.
«Как я мог рассчитывать на пост губернатора, если даже собственная жена предпочла мне другого?» — с болью подумал он.
— И произошло нечто ужасное. Родилась Сьюзен, — прошептала Лили.
Поскольку интимных отношений у супругов не было уже несколько месяцев, Куинн, узнав о беременности жены, догадался, что совершенно к этому непричастен.
Куинн подошел к столику на колесах и налил два бокала.
— Мириам была вне себя от радости, что забеременела, и вне себя от горя, что придется сказать мне о своей неверности. — Он не стал говорить, что Мириам страдала от уязвленной гордости, а он выходил из себя от ярости. Залпом выпив бренди, он вновь наполнил свой бокал. — Думаю, они с Маршаллом обсуждали, стоит ли им бежать. А может, не обсуждали. Не знаю.
Взяв у него из рук бокал, Лили сказала:
— Возможно, они говорили об этом, но Мириам никогда бы не позволила Маршаллу бросить жену-инвалида и троих детей. Она не могла бы купить счастье ценой несчастья другой женщины. И я никогда не поверю, что Мириам оставила бы тебя, узнав о твоем решении баллотироваться на пост губернатора, хотя не поддерживала это решение. Ведь она понимала, что скандал лишил бы тебя всякого шанса на победу. Нет, Куинн, она бы не сбежала с Маршаллом. Тогда пострадало бы слишком много людей.
Куинн с изумлением воззрился на Лили.
— Ты меня поражаешь. Она бы действительно так не поступила.
В комнате воцарилась тишина. Лишь потрескивали дрова в камине да скрипнул стул, на который тяжело опустился Куинн.
— Хорошо, что ты не выгнал Мириам из дома, хотя многие на твоем месте так бы и сделали. Но если бы ты еще не объявил о намерении бороться за губернаторский пост… ты бы попытался наладить семейную жизнь? Нашел бы силы простить Мириам и принять Сьюзен?
