— Ты побледнела, — проговорил Коннор скорее сердитым, чем сочувственным тоном.
— А чего ты ожидал? — Она открыла окно и позволила свежему воздуху охладить ей лицо. — Это тревожные новости.
— Тем не менее отказываться от нашего брака тебе поздно. — В его голосе прозвучали жесткие нотки. — Я этого не допущу. Ты поняла?
Аделаида обернулась к нему, пораженная не его внезапным гневом, а страхом, промелькнувшим в словах. На первый взгляд Коннор не сдвинулся ни на дюйм, но вглядевшись, она заметила, что он слегка нагнул голову и вцепился пальцами в ткань рукавов.
— Я вовсе не собираюсь отказываться от нашего брака, — осторожно выговорила она, не сомневаясь, что слова ее очень важны, хотя и не слишком поняла почему.
Просто Коннор должен знать, что она никуда не уйдет. Господи, она же не отказалась от него, узнав, что он без разрешения проник в дом миссис Кресс... И это вскоре после того, как с него сняли обвинение в разбое на дорогах!.. И все это ради того, чтобы украсть нареченную другого мужчины путем обмана и фокусов. Чего тогда стоили эти сведения о занятии подделками? Всего лишь еще одно прегрешение до кучи.
— Но тебе бы этого хотелось? — насмешливо сказал Коннор.
— Чего мне хотелось бы, это чтобы ты перестал делать глупые предположения, хотя бы на короткое время... Достаточное, чтобы я смогла высказаться! — рявкнула она, теряя терпение.
Губы его снова изогнулись, но в улыбке не было никакой веселости.
— Так что же ты хочешь сказать?
— Я хочу знать: ты именно так приобрел все свое состояние? — Оттуда или нет взялись ее пятнадцать тысяч фунтов? Из этих ли денег оплатил он долги ее брата и купил Эшбери-Холл? — Ты до сих пор продолжаешь заниматься подделками?
— Можешь спать спокойно, синичка. Мы получили небольшой доход на подделках, но основное состояние построили на судоходстве. Я не продавал подделок уже больше десяти лет.
О, слава Богу!
— Почему ты остановился?
— Мы вели себя осторожно, однако риск был. Так что, когда скопили достаточно денег, чтобы вложить в другие дела, перестали рисковать. Проще простого.
Аделаида вдруг обратила внимание, что вцепилась в складки занавески, и приказала себе отпустить их.
— Ты так беззастенчиво говоришь об этом.
— Почему бы нет? Я не жалею о своих поступках. — Какое-то мгновение Коннор всматривался в ее лицо, затем выпрямился и направился к ней. — Я не собираюсь ради тебя разыгрывать кающегося грешника. Я не был бы теперь законопослушным деловым человеком, если б не получил в свое время доходов от преступления. Я делал все возможное, чтобы обеспечить себе состояние.
Аделаида не была уверена, что соглашается с его оценками, но он не дал ей возможности высказаться так или иначе. Он остановился в каких-то дюймах от нее, нависая своим крупным телом над ее стройной фигурой.
— Напоминаю, что это теперь и твое состояние, — произнес он и провел пальцем по кайме, обрамлявшей вырез ее платья. Платье было новым, дорогим и купленным на деньги Коннора. — Не хочешь ли теперь выбросить его, узнав неприятную правду о его происхождении? — Он коснулся тыльной стороной ладони ее ключицы, сопровождая этот жест холодной насмешливой улыбкой. — Что скажете, миссис Брайс? Может, отдадим все это на благотворительные цели в качестве покаяния? Или вы, может быть, согласитесь, стиснув зубы, стерпеть еще какое-то время мои неблаговидные доходы?
Аделаида с любопытством вглядывалась в его лицо. С каждой очередной секундой, с каждой новой фразой он становился все циничнее, слова — более презрительными. Коннор добивался ее гнева, вдруг осознала она. Он хотел, чтобы она объявила его безнадежным негодяем и опустила руки в отчаянии. И Аделаида могла так сделать, если бы минутой раньше не различила страх в его голосе.
Глядя ему в глаза, она положила руку на его ладонь, удерживая ее на месте.
— Могу я поинтересоваться, почему ты так стараешься оскорбить меня?
— Просто напоминаю тебе, за кого ты вышла замуж.
— Я знаю, за кого вышла. Десять минут назад я видела, как ты вытирал слезы со щек маленького мальчика.
— Ты видишь меня таким? — устало спросил Коннор.
— Это одна твоя сторона.
Он вытащил руку из-под ее пальцев.
— И эта сторона меня тебе нравится.
— Она нравится мне больше другой.
Он взял ее за подбородок и впился пронзительным взглядом в ее глаза.
— Я не стыжусь ни одной моей стороны... и ни одного из своих поступков.
— Я это вижу.
В голосе Коннора не было ни намека на раскаяние, ни йоты сожаления, но страх присутствовал.
И тут до нее дошло, что он боялся не собственного суда... а ее осуждения. Аделаида вспомнила, что он сказал ей в первый вечер, когда они встретились и она призналась, что готова выйти замуж за человека ради его богатства.
— Возможно, позорно то, что у тебя не было выбора, — тихо сказала она и подождала, пока гнев и горечь ушли из его глаз, а судорожно сжатые пальцы расслабились. Но потом, не будучи такой щедрой, чтобы отпустить ему все грехи, добавила: — В Бостоне.
Коннор растерянно моргнул и отпустил ее.
— В Бо... Прошу прощения?..
— Ты должен стыдиться того, что проделал в доме миссис Кресс.
Удивление и первый проблеск юмора осветили его лицо.
— Значит, мои проступки вполне приемлемы, пока не касаются тебя и твоих близких?
Аделаида притворилась, что обдумывает вопрос.
— Да, я так считаю.
Искренне забавляясь, он провел рукой по подбородку.
— Ну и ну, миссис Брайс! Как эгоистично с вашей стороны! Я не думал, что вы на это способны.
— У всех у нас есть разные стороны, — мягко откликнулась она.
Шутливость медленно ушла из его глаз. Взгляд перешел с нее куда-то вдаль. После долгой паузы он прошептал:
— Полагаю, у всех.
Аделаиде бы больше понравилось, если бы он улыбнулся, но и эта задумчивость была лучше недавнего его настроения. Пока и этого было достаточно.
Считая, что ему сейчас захочется побыть наедине со своими мыслями, она провела рукой по его предплечью и отступила на шаг.
— Так я увижу тебя нынче за обедом?
Коннор ответил кратким кивком, не глядя на нее, и она повернулась к двери. Она уже переступила порог, когда в спину ей прозвучало:
— Однажды мой отец поймал на своей земле браконьера.
Аделаида медленно обернулась и увидела, что он, застыв, как статуя, на прежнем месте, уставился в ковер.
— Мне было двенадцать лет. Почти тринадцать, — продолжал Коннор. — Он передал этого человека в руки магистрата, который приговорил того к двум годам тюрьмы... по просьбе отца.
Она вернулась в комнату и закрыла за собой дверь.
