– Конечно, я слышала об этом оборотне, – довольно спокойно сказала она. – Конечно, и мне в голову мысль приходила, что, может, это он моего маленького Стефано забрал. Но я не уверена. И наверняка не могу сказать даже, что его волки утащили. Он вполне мог просто забрести глубоко в лес и оказался так далеко от меня, что даже моих криков не слышал; он мог упасть в ручей и утонуть, мог в овраг свалиться… Я и впрямь тогда волчьи следы у ручья видела, да только следов моего сына там не было. Я все время об этом думаю, думаю каждый день, но по-прежнему не могу понять, куда он так внезапно исчез.
Брат Пьетро кивнул, скептически поджав губы, и посмотрел на Луку:
– Ты хочешь, чтобы я записал эти показания? Только пусть она под ними распишется, если сможет, или хоть знак какой поставит.
Лука покачал головой.
– Не стоит. Мы сможем это сделать и позже, если сочтем, что в этом есть необходимость. – Он встал, поклонился женщине и сказал: – Спасибо тебе за гостеприимство, милая хозяюшка. Как мне называть тебя?
Она вытерла краешком передника заплаканное лицо и ответила так:
– Я – Сара Фейрли, жена Ральфа Фейрли. Нас в этой деревне все уважают, вам каждый это подтвердит, и каждый скажет, кто я такая.
– А ты согласишься выступить свидетелем, когда мы станем судить этого оборотня?
Сара ответила ему слабой улыбкой, пряча за ней свою вечную скорбь.
– Я не люблю говорить о том, что тогда случилось, – честно призналась она. – И стараюсь вообще об этом не думать. Я пыталась поступить так, как посоветовал мне наш священник, – похоронить свое горе вместе с рубашонкой сына, но у меня ничего не вышло. И я безмерно благодарна Богу за своего второго мальчика.
Брат Пьетро хоть и несколько неуверенным тоном, все же сказал:
– Мы наверняка подвергнем это существо допросу, и если будет доказано, что он – оборотень, он умрет.
Она согласно кивнула и тихо заметила:
– Но мальчика моего это не вернет. Хотя, наверное, я порадуюсь тому, что отныне моему сыну и всем остальным пастушкам опасность грозить не будет даже на дальних пастбищах.
Распрощавшись с хозяйкой дома, они отправились в обратный путь. Брат Пьетро предложил Изольде опереться о его руку, и она приняла его помощь, а Лука помогал идти явно уставшей Ишрак.
– Почему брат Пьетро не поверил этой несчастной матери? – тихо спросила Ишрак, взяв его под руку и так близко к нему склонившись, что более никто не смог бы ее услышать. – Почему он всегда такой подозрительный?
– Это не первое его расследование, – ответил Лука. – Ему уже довелось много странствовать, и он многое видел. В том числе и немало обмана. Зато твоя госпожа была с этой бедняжкой очень ласкова.
– У Изольды нежное сердце, – сказала Ишрак. – Дети, женщины, нищие – для них ее кошелек всегда открыт, да и сердце тоже. У нас в замке на кухне каждый день готовили две дюжины обедов для бедных. Она всегда была такой.
– А она любила кого-нибудь? Ну, особенно сильно? – как бы между прочим спросил Лука. На тропе лежал большой валун, и юноша, первым переступив через него, обернулся, чтобы помочь Ишрак преодолеть это препятствие. Она посмотрела на него, рассмеялась, но ответила довольно резко:
– А вот это тебя совершенно не касается, следователь! – И, увидев, что Лука покраснел, прибавила: – Неужели тебе действительно нужно все знать, во все свой нос сунуть?
– Мне просто интересно…
– Никого она «особенно сильно» не любила. Хотя ее и пытались выдать замуж за одного противного, толстого, потакающего своим слабостям грешника, только она, будь ее воля, на такого «жениха» никогда бы и не взглянула. Ни за что бы не снизошла до рассмотрения подобного претендента. Поступив в монастырь, она с легкостью принесла обет безбрачия. Для нее это никакой проблемы не составило. Изольда очень любит свои земли и живущих на этих землях людей, но по-настоящему она еще ни в кого не влюблялась. – Ишрак помолчала и, словно желая поддразнить Луку, прибавила: – Во всяком случае, пока.
Лука невольно отвел глаза, чтобы они его не выдали, и пробормотал:
– Такая красивая молодая женщина, и навек связана обетами…
– Довольно, – остановила его Ишрак. – Поговорим лучше о брате Пьетро. Он что, всегда так плохо о людях думает?
– Он подозревает, что эта женщина, возможно, сама убила свое дитя и попыталась свалить свою вину на волка, который на них напал, – пояснил Лука. – Сам я, правда, так не думаю, но, разумеется, в забытых Богом деревушках подобные вещи нередко случаются.
Ишрак решительно помотала головой.
– Нет, эта женщина ни в чем не виновата. Она ведь до сих пор страшится волков. Именно потому она и не пришла, когда в деревню оборотня притащили, хотя все остальные явились на него посмотреть.
– Откуда ты знаешь, что она так уж сильно волков боится? – спросил Лука.
Ишрак посмотрела на него с таким презрением, словно хотела сказать: ты что, слепой?
– Разве ты не видел ее сад?
Но Лука помнил сад весьма смутно; разве что земля в нем отлично возделана и растет множество цветов и всяких полезных трав. Он припомнил также грядку с овощами и зеленью рядом с дверью, ведущей на кухню. Да, подумал он, а еще вокруг дома было полно цветов, а лаванда прямо-таки буйствовала, нависая над дорожкой. В дальнем углу зрели тучные тыквы, а с лозы, обвившейся вокруг двери, свешивались пухлые гроздья винограда. Это был настоящий сельский сад-огород, где нашлось место и для овощей, и для лекарственных трав, и просто для красивых ярких цветов.
– Конечно, я его видел, но не припоминаю ничего особенного.
Ишрак улыбнулась.
– У нее в саду растет, наверное, дюжина разновидностей аконита – самых разных оттенков. Кстати, она и своему сынишке на шапку тоже пучок свежего аконита прикрепила. И на подоконниках у нее аконит растет, и возле двери – я никогда не видела такой замечательной коллекции и такого разнообразия оттенков – от белого и бледно-розового до пурпурного.
– И что из этого? – спросил Лука, по-прежнему ничего не понимая.
– Разве ты не знаешь трав своей родины? – насмешливо спросила Ишрак. – Ты же у нас великий следователь!
– Знаю, конечно, но не так хорошо, как ты. Что такое аконит?
– В народе аконит называют «волчья отрава», – сказала Ишрак. – Люди давно, сотни лет, пользуются этой травой, считая, что она отгоняет волков и оборотней. Высушенным и истолченным в порошок аконитом можно запросто отравить волка. А если эту травку скормить оборотню, он может снова превратиться в человека. Но если дать оборотню слишком много аконита, это его мгновенно убьет. Все зависит от дозы – будет ли раствор этого порошка достаточно крепок, чтобы отравить волка. Только ни один волк, и это совершенно точно, сам к акониту даже близко не подойдет. Волки стараются эту траву даже шкурой случайно не задевать. Так что в ее дом ни один волк никогда попасть не сможет – эта несчастная мать построила себе настоящую крепость из аконита.
