Вечером, когда он чинил разорванную уздечку или чистил ружье, Бриана шила вещи для ребенка, а потом сделала несколько просторных платьев для себя.
Несмотря на долгие часы и тяжелую работу, Бриана плохо спала по ночам. Шункаха отказался ложиться на кровать. Вместо этого он устроился на одеяле, расстеленном на полу. Сначала Бриана спала вместе с ним, положив голову ему на плечо, но по мере того, как беременность развивалась, пол казался все жестче и жестче. В конце концов, по настоянию Шункаха, она вернулась на кровать. После твердого деревянного пола матрас был, как самое мягкое облако. Но ей не нравилось спать одной. Так же, как ей не нравились напряженные отношения между ними. Снова и снова Бриана хотела спросить Шункаха: останется ли он с ней после того, как родится ребенок, — и каждый раз меняла свое решение, боясь ответа. Она несколько раз заговаривала о будущем, о том, что они посадят в следующем году, о достройке комнаты для малыша, но Шункаха больше слушал и кивал, ничего не говоря, не намекая, что будет здесь, чтобы помочь.
Это случилось в одну из таких ночей, когда сон не шел.
Сердце Брианы болело от беспокойства, всех ее несчастий и страхов, которых может стать еще больше. Она начала тихо плакать, подушка заглушала слезы.
Бриана думала, что Шункаха спит, но он тут же оказался совсем рядом.
— Что случилось? — спросил он. — Тебе больно?
— Да.
— Это ребенок? — спросил он, беспокоясь, ибо время для родов ещё не пришло.
— Нет.
— Что тогда?
Бриана взяла его руку и положила себе на сердце.
— Мне больно здесь — нежно сказала она, — я боюсь, что ты больше не любишь меня, что ты собираешься уехать, когда родится малыш.
Шункаха Люта сел на край кровати, все еще не убирая руки с ее сердца.
— Я думал об этом.
— Пожалуйста, не уходи, — умоляюще сказала Бриана, — я не смогу жить без тебя.
Ее слова захлестнули сердце Шункаха, и он притянул Бриану в свои объятия, вдыхая сладкий, чистый аромат ее волос.
— Я всегда буду возвращаться к тебе, ле мита чанте, — поклялся он. — Неважно, как далеко от тебя я могу уйти, — я всегда буду возвращаться.
— Ты мне нужен, Шункаха. Ты нужен своему ребенку.
— А ты нужна мне, — ответил Шункаха Люта, — как воздух, которым я дышу. — Он погладил ее волосы, переводя взгляд на окно и в темноту за ним. — Если я останусь здесь, мне всегда придется быть настороже, — сказал он с горечью. — Даже сейчас я не осмеливаюсь отойти слишком далеко от этого места, чтобы кто-нибудь не узнал меня.
— Я думаю, ты зря беспокоишься. Никто в городе не знает, что ты убил Макклейна. Никто не видел тебя близко, когда ты был в дорожной бригаде, и твое имя никогда не упоминалось.
— Возможно, ты права.
— Неужели ты предпочтешь жить в резервации? — спросила она.
А если он сейчас скажет «да», что тогда? Сможет ли она уехать отсюда, родить ребенка в месте, где свирепствуют голод и болезни? Сможет ли она вытерпеть такую жизнь, даже ради человека, которого любит?
— Нет, я хочу жить так, как всегда жил мой Народ.
— Но это невозможно.
— Никто не знает этого лучше меня.
— Шункаха…
Он нежно прикрыл рукой ее рот.
— Мы не будем говорить об этом сейчас, малышка, давай принимать все дни, какими они будут, пока не родится ребенок.
Он поцеловал ее, наполняя сладостным желанием, и все проблемы завтрашнего дня уже не казались такими важными.
Действительно, ничто не имело значения, кроме вкуса его губ и прикосновений рук и тихой хрипотцы его голоса, шепчущего о любви…
Улыбка медленно расплылась по лицу Адама Трента, когда он читал телеграмму во второй раз.
«Касательно вашего запроса от 28 октября сего года — точка — уведомляем, что Бриана Бьюдайн прибыла в Винслоу — точка — вступила во владение фермой своего умершего дяди — точка.» Подписал Джарид Кларк, начальник полиции города.
Адам Трент вздохнул с облегчением. Итак, Бриана была жива и здорова. Слава Богу. Он спрашивал себя, каким чудом ей удалось спастись от индейцев и как она смогла добраться домой. Но это уже не имело большого значения. Ничто не имело значения, раз она была в безопасности.
В глубине сердца он отказывался верить, что Бриана может быть мертва, отказывался думать, что больше никогда не увидит ее. Но после стольких месяцев разлуки он почти оставил надежду.
Адам сложил телеграмму и положил в карман ближе к сердцу.
Она жива.
Скоро, пообещал он себе, как только сможет устроить это, он поедет в Винслоу и снова будет с ней. Он признается в любви и попросит ее выйти за него замуж. Есть надежда, что Бриана примет его предложение. Если же нет, Адам будет добиваться ее руки и сердца — цветами, и конфетами, и сладкими словами, и всем чем угодно…
Волнение возрастало, и он начал мерить шагами пол. К концу следующего месяца его помощник вернется из форта Пек. Поскольку здесь все спокойно, шериф Трент может отправиться в одну из своих обычных поездок в Джефферсон.
С небольшой остановкой в Винслоу.
Взяв шляпу, Адам Трент вышел из офиса на дневную прогулку, представляя, как удивится Бриана Бьюдайн, когда он появится на ее пороге с букетом цветов и предложением.
Следующие несколько дней прошли спокойно. Было достаточно работы по домашнему хозяйству, чтобы занять Бриану и Шункаха от зари до темна, а потом они возвращались в дом помыться, отобедать и провести несколько спокойных часов у огня.
В один из таких прохладных вечеров накануне лета преподобный Мэтью Джексон пришел с визитом.
Бриана почувствовала, как краска заливает ее щеки, когда открыла дверь и увидела священника, стоящего на крыльце.
— Преподобный! — воскликнула она, как никогда остро ощущая увеличившиеся размеры своего живота. — Я… как приятно видеть вас!
— Добрый вечер, мисс Бьюдайн, — официально ответил Мэтью Джексон. Он метнул взгляд на живот и быстро отвел глаза в сторону. Итак, это была правда. Новость о том, что Бриана Бьюдайн вернулась в Винслоу, беременная и одна, очень быстро распространилась по городу. Уже несколько прихожан говорили ему об этом.
— Я слышал, что ты вернулась, и позволил себе прийти, чтобы поприветствовать тебя дома и выразить свои соболезнования по поводу кончины твоего дяди.
— Спасибо, — пробормотала Бриана.
— Я бы пришел раньше, но был в отъезде.
— О?
— Скончался мой отец, и я ездил домой, чтобы утешить матушку и позаботиться о похоронах.
— Мне жаль.
Мэтью Джексон кивнул.
