Кейт покачала головой: что толку злиться на пьяного мужчину? К тому же ее очень обеспокоило, что Джонатан так сильно переохладился после такой тяжелой болезни. Отбросив сапог, она поспешила к кровати и стянула с него носки. Ноги действительно оказались ледяными.
Впрочем, он и весь был хорош. Губы посинели, руки и ноги покрыты гусиной кожей. Если его сейчас же не отогреть, он того и гляди опять схватит воспаление легких.
Волнуясь все больше, Кейт начала стаскивать с него мокрую одежду. Недавняя схватка со смертью была еще свежа в ее памяти, и она твердо решила, что во второй раз такого не допустит. Добравшись до нижнего белья, она колебалась не более секунды. Глупости! Он промок насквозь, и она не собирается рисковать его жизнью из-за своей скромности.
Ворочать тяжелое безвольное тело было нелегко, но в конце концов ей удалось кое-как затащить его под одеяла. Однако и на теплой пуховой перине, укрытый до подбородка всем, что только нашлось в доме, он все еще продолжал дрожать. Кейт подбросила дров в огонь, но и это ничего не дало.
Она уже поняла, что выбора нет. Оставалось одно: отогреть его теплом своего тела. Повторяя про себя, что делает это только ради спасения его жизни, она залезла под одеяло и прильнула к нему. Ничего, думала она, скоро он согреется, она уйдет, и никто никогда не узнает. Раз уж его угораздило потерять спьяну пальто и не заметить — вряд ли он сейчас проснется…
Кейт прижалась к нему и невольно затаила дыхание: он был холодный как лед. Но когда он бессознательно придвинулся к ее теплому телу, она все же не удержалась и обняла его. Никто никогда не узнает, думала она, а у нее, возможно, уже не будет случая обнять своего любимого.
Он плыл в мягком-мягком облаке, от которого исходило восхитительное, как любовное томление, тепло. А может быть, это чудесное томление внушала ему женщина, плывущая на облаке вместе с ним? Он не мог разглядеть ее сквозь мерцающую золотистую пелену, но чувствовал, что она рядом. Он протянул руку и ощутил под пальцами шелковистую прядь. С довольной улыбкой он погрузил лицо в благоуханный шелк волос и вдохнул в себя божественный запах женщины.
Джонатан проснулся. Все еще опутанный паутиной сна, он пытался разобраться в происходящем. Постепенно иллюзии уступали место действительности, но рожденные волшебным сном ощущения почему-то не уходили. Лишь спустя некоторое время он наконец поверил, что ласковое, блаженное тепло постели Кейт — явь, а не сон.
Так же, как и сама Кейт, которая крепко спала рядом.
Приподнявшись на локте, Джонатан разглядывал ее лицо в мягком свете лампы. В этот момент одеяло соскользнуло с его плеча, и он с изумлением обнаружил, что на нем ничего нет. Его одеждой, как тут же выяснилось, была увешана вся мебель в комнате. Джонатан досадливо поморщился и снова впился взглядом в лицо Кейт.
Пять месяцев он грезил о том, чтобы эта женщина вновь оказалась в его постели, — и вот теперь, когда цель наконец достигнута, он так пьян, что даже ничего не может вспомнить. Действительно, после того, как ему пришлось пристрелить свою лошадь, в памяти у него был полный провал. Проклятый Рыжий со своим виски!
Интересно, мелькнула у него мысль, что заставило Кейт передумать? По-видимому, она не особенно сопротивлялась. Одна ее рука лежала на его груди, другая, трогательно подогнувшись, упиралась ему в бок. Он заметил кружевную оборку на ее запястье и с нежностью провел тыльной стороной кисти по ее щеке. Скорее облачаться после близости в ночную рубаху — как это похоже на нее!
Внезапно Джонатану вспомнилось полученное днем письмо, и по лицу его пробежала тень. Ни на Томаса, ни на Патрика Филдинга Макнесби ничего не нашел. Никаких сведений о его участии в войне на той или иной стороне не обнаружилось. Однако, учитывая, что фамилия вполне могла оказаться вымышленной, Макнесби просил прислать ему подробный словесный портрет.
Джонатан вздохнул. Может, все это плод его разгулявшегося воображения? Конечно, Кейт с братом что-то скрывают — они и сами ему в этом признались. Но, с другой стороны, ни один из них пока что не расспрашивал его ни о войне, ни о золоте. По-видимому, они озабочены какими-то собственными тайнами, а не его.
И право, лежащая подле него женщина меньше всего на свете походила на шпионку. Он наклонился поцеловать ее в полуоткрытые губы. Неожиданно его как молнией пронзило, и из груди вырвался невольный стон: даже не верилось, что его желание совсем недавно было утолено!..
Пока губы Джонатана двигались от мочки ее уха вниз, пуговки на ночной рубахе Кейт легко выскользнули под его пальцами из стареньких петель. Высвободив нежные плечи, Джонатан продолжал покрывать поцелуями ее шею, потом ключицу. Тем временем руки его по нежной бархатистой коже скользнули под мягкую фланель, и ткань легко подалась.
Кейт медленно приходила в себя. Она спала крепко, но руки и губы Джонатана тревожили ее и увлекали в безумный водоворот, которому она бессильна была противиться. Чувствуя, как его пальцы блуждают по ее телу, а губы, едва касаясь, ласкают грудь, она терпела пытку поистине утонченную. И хотя его прикосновения были неуловимо легки, они будили в ней отнюдь не нежность… Они будили страсть.
Подчиняясь голосу желания, Кейт со стоном притянула Джонатана к себе. Она уже не думала о том, правильно поступает или нет. «Джонатан!» — шептала она, ища губами его губы, и его имя сгорало в нетерпении поцелуя.
Они целовались жадно, как безумные. Их тела сливались, переплетались и снова сливались, бешеный водоворот нес их все дальше — и, в ненасытном исступлении, какое не снилось им прежде, они отдались друг другу. Оба желали продлить хоть немного эту сладостную муку, но их неудержимо влекло в последний слепящий миг… Когда он наступил, оба, потрясенные и почти бездыханные, упали без сил.
Джонатан, по телу которого еще пробегала волна восторга, прижался щекой к щеке Кейт. «Боже!» — пробормотал он и, не отпуская ее от себя, перекатился на спину. Зажмурившись от наслаждения под тяжестью ее тела, он вслушивался в учащенный перестук двух сердец и блаженно улыбался. Улыбка стерлась, как только Кейт начала вырываться.
— Не надо, Кейт. — Он крепче прижал ее к себе. — На этот раз ты не убежишь от меня.
— Ты не понял. Мне больно. Ты лежишь на моих волосах.
— А-а… — Джонатан только сейчас заметил, что волосы Кейт шелковым покрывалом обернулись вокруг его тела, и смущенно привстал. — Извини.
С удовлетворенным вздохом Кейт снова положила голову ему на грудь.
Чуть отклонившись, чтобы лучше рассмотреть ее лицо, Джонатан застыл в изумлении: он никогда не видел ее такой счастливой.
— В первый раз было так же? — спросил он. Она подняла голову и взглянула на него не то удивленно, не то обиженно.
