– Это неправда. – Если она стиснет себя руками чуть сильнее, то грохнется в обморок. – Причина, побуждающая его пока не пытаться украсть тиару, в том, что он старается избежать стычки с тобой.
Приятель рассмеялся.
– Дорогая, ты более мужественна, чем я. Уинтропа Райленда не испугает мой девчачий писк. Случись что, ты встанешь на мою защиту. Отвратить тебя он боится больше, чем нанести мне телесные повреждения.
Свою сверхгуманность Натаниэлю удалось продемонстрировать гораздо проще, чем кровожадность, и она не удержалась от ехидства.
– Уинтроп Райленд отнюдь не высшая сила, которая может делать все, что пожелает.
– Тогда лучше надейся, что ему нужна только тиара. – Натаниэль раскинулся на софе, не пролив при этом ни капли шерри. – Потому что, если захочет, он возьмет тебя.
Мойра отвернулась к окну. Пронеси Господи, но при этом она втайне надеялась, что он прав.
Уинтроп приехал к Норту и Октавии в Ковент-Гарден и надеясь, и страшась застать у них Мойру. К несчастью или к счастью – в зависимости от того, как на это посмотреть, – она отсутствовала.
Мероприятие было узкосемейным. Девлин с Блайт, и Майлс с Варей, и даже Брам – все оказались в сборе.
Быть не может, чтобы Октавия – хозяйка званого обеда – не пригласила Мойру. Тогда почему ее нет? А что, если Мойра сказала ей, что лучше, например, загонит себе иголки под ногти, только чтобы не видеть его? Или что-нибудь в таком же роде? Если бы не присутствие Майлса и Вари, он бы подумал, что вся семья ополчилась против него. Он пока держал при себе все, что касалось Дэниелса и шантажа, и никому, кроме Брама, не сказал ни слова о Мойре. Вряд ли можно было назвать Брама самым приятным человеком в мире или даже в этой комнате, однако Уинтроп доверял брату и был уверен, что тот сохранит его тайну.
Как только он переступил порог гостиной и поприветствовал всех, Норт тут же взял его в оборот.
– Что ты сделал с Мойрой? – рассерженно зашептал он, отодвигая Уинтропа в дальний угол комнаты. Норт уже давно не пользовался рукоприкладством как последним средством воздействия на него – с той давней ночи, когда узнал, что Уинтроп и есть вор, которого он обязан схватить.
Уинтроп сосредоточенно оттирал пятнышко на своем рукаве. Этот выигрыш во времени позволил ему восстановить самообладание.
– Почему ты решил, что я сделал что-то?
– Потому что последний раз, когда Октавия навестила ее, Мойра была на себя не похожа: бледная и не в себе.
Услышать, что в его Мойре не осталось ни тепла, ни трепета, было невыносимо. Знать, что причина в нем самом, – нестерпимо.
– Может, она съела что-нибудь не то. – Даже для его ушей это прозвучало грубо.
– Уин, черт побери, прекрати играть передо мной хладнокровного мерзавца.
– С чего ты взял, что я играю? – Это был честный вопрос, а не дерзкая ремарка.
Норт, отодвинувшись на шаг и нахмурившись, пристально смотрел на него.
– Ты тоже на себя не похож.
Увы, сейчас и здесь – не то время и место, чтобы дискутировать на эту тему.
– Если я не похож на себя, тогда даже не представляю, кто я такой.
Кто он на самом деле? Тот, каким его представляет себе Дэниелс? Или Мойра? Или каким он видится большинству? А может, он – странная комбинация всех этих представлений? Наверное, поэтому ему так трудно понять себя, так невыносимо сложно решить, что делать. Слишком много тех, кому он хочет угодить.
Норт уставился на него, словно решая тот же самый вопрос.
– Что-то произошло. Что именно? – Уинтроп скорчил гримасу.
– Все, что ты себе напридумывал, скоро пройдет. Ничего не случилось.
– Это не выдумки. Если что-то хорошее падает тебе с небес, ты тут же отбрасываешь его прочь.
Неужто Норт полагает, что он оставил Мойру? В нем глухо зарокотал гнев. Брат думает, что он может добровольно отказаться от такого существа, как Мойра? Это из-за него он потерял Мойру. Если бы Норт не сунулся во все эти дела несколько лет назад, у Дэниелса не было бы возможности шантажировать его. Конечно, ему пришлось бы уехать из страны или некоторое время пострадать в тюрьме. Но какое бы это имело значение сейчас? Он предпочел бы находиться во Франции, где нет Мойры Тиндейл, или торчать в вонючей камере, чем мучиться от мысли, что заставил ее страдать.
Даже ее родители не наносили ей таких ударов – она сама сказала об этом.:
– Ты хочешь знать, бросил ли я Мойру, так ведь? – спросил он с принужденным смешком. – Разумеется. Бросил с задранной на голову юбкой и…
Норт задержал двинувшуюся, было вперед руку, на лице появилось отвращение. Не говоря ни слова повернулся спиной к Уинтропу и отошел к гостям. Уинтроп глядел ему вслед с сожалением, меньшим, чем хотелось бы. Разозлить брата – не бог весть какое удовольствие, но он по крайней мере избавил себя от необходимости отвечать на навязчивые вопросы.
Все, что ему было нужно, – это одна-единственная ночь без воспоминаний о ней, которые беспрерывно крутились у него в голове. Его семья могла бы помочь ему отвлечься. Но даже здесь, в этой комнате, он вспоминал, как он подхватил Мойру, когда она падала с лестницы, развешивая омелу. Как в ту же секунду, когда его руки сомкнулись вокруг нее, он понял, что никогда не будет довольствоваться только тем, чтобы держать ее в объятиях. Поэтому он попытался поцеловать ее и в конце концов, когда добился своего, был уверен, что одного поцелуя ему будет недостаточно.
А сейчас он уже знал, что это такое – быть внутри ее, быть частью ее. Он понимал, что никакая другая женщина не сможет удовлетворить его страсть. Ему нужно был о вернуть ее хотя бы на короткий миг. Он должен снова владеть ею.
Господи, он ведь только что приехал и уже занят мыслями о ней. Но по-другому и не получится, куда деваться от нее? Он может уйти, но что помешает ей последовать за ним? Она в его голове, в его сердце. Она следует за ним по пятам и караулит каждый момент, когда он просыпается.
Сегодня он первым отвел взгляд только потому, что был не в силах смотреть, как она снова повернется к нему спиной. В аду не найдется таких мук. Нет, ад признает тебя, если ты мучаешь тех, кого любишь, и не откроется тебе, коли не делаешь этого.
Неожиданное спасение пришло вместе с Брамом. Легкое прикосновение к ноге заставило Уинтропа посмотреть вниз. Это был конец трости. Он поднял глаза и увидел стоящего рядом старшего брата, который, казалось, улыбался, не раздвигая губ.
– На днях я разбирал чердак и нашел кое-какие старые отцовские вещи. Я подумал, что тебе, наверное, стоит прийти и посмотреть на них.
Показалось ли Уинтропу, что все смотрели в ожидании, как он отреагирует на Брама? Впрочем, он повел себя не самым дружеским образом, да и с чего бы? То, что он поделился с Брамом своим секретом, совсем не означало, что он вдруг полюбил его. В то же время тот не вызывал к себе и отрицательного отношения.
