Флёр ответила на его приветствие легким книксеном. Она изящно наклонила головку, так что нежный румянец на ее щеках можно было отнести на счет этого движения.
— Я предполагала, что вы со всем двором на охоте, граф Шартьер! Что привело вас в дом королевы? Не могу ли я вам помочь?
— Поверите ли мне, если признаюсь, что искал вас? Мне вас так недоставало. Почему вы отказались от участия в охоте?
Флёр выпрямилась, избегая его вопрошающего взгляда.
— Вы ведь, конечно, помните, что я фрейлина королевы. Она и определяет распорядок моего дня. Я была занята.
— Но теперь-то, видимо, Ее Величество вас отпустила? Каковы же ваши дальнейшие планы?
Ей очень хотелось сказать, как сильно она проголодалась, но вдруг показалось, что это не предмет для беседы между дамой двора и сеньором, мысли о котором преследовали ее днем и ночью. Чувства, вызываемые его присутствием, кажется, усиливались с каждой их встречей, становились все более проникновенными, таинственными и загадочными. Флёр никогда не представляла себе любовь именно такой, и все же это была любовь. Чувство, которое превратило ее в совершенно другого человека.
— У меня никаких планов нет, — тихо промолвила она. — Разве что смыть с рук чернильные пятна. Я, кажется, за сегодняшний день исписала больше пергамента, чем за всю предшествующую жизнь.
— Вот, значит, почему вас не было за королевским столом! А я-то вас там высматривал.
— Ах, как хотела бы я быть именно там! — воскликнула Флёр, поддаваясь вспышке природного темперамента. — Все эти чудесные блюда…
— Итак, вы голодны? — истолковал он ее восклицание единственно возможным образом.
— Ужасно голодна, — призналась она, доверчиво улыбаясь. — Быть может, королева и способна насытиться политикой, но я-то простая девушка из народа. Чего мне сейчас недостает, так это хорошей закуски и свежего воздуха.
Скорчив гримасу, она как бы подтрунивала над собой и при этом не заметила странного блеска, сверкнувшего в его черных глазах при ее спонтанном признании.
— Тогда разрешите мне исполнить оба ваших желания, — попросил он без промедления.
— Но для этого вам надо стать волшебником! Неужели ваши таланты распространяются так далеко?
— К сожалению, нет. Но если вы мне доверитесь, то я позабочусь об исполнении ваших желаний и без колдовских чар.
Флёр доверчиво вложила свои руки в протянутые к ней ладони и одарила его улыбкой, нежность которой даже не сознавала. Эта улыбка сама собой появлялась на ее лице, когда она глядела на графа.
— Я готова воспользоваться вашей любезностью, сеньор.
Поклон, при котором он опустил голову, скрыл от нее ликующее торжество, отразившееся в этот момент на его лице.
При своей искренности и честности Флёр не могла ни на миг усомниться в порядочности побуждений этого дворянина, которому столь легкомысленно доверяла свою судьбу.
Что же ожидало ее под его опекой?
— Какое чудесное здесь место!
Низко свисающие ветви могучей старой вербы укрывали тенью крошечный луг, затесавшийся между высокими стенами узкого бюргерского дома и берегом Роны. Обрамленный слева складским помещением без окон, а справа каким-то сараем, видимо, бесхозным, зеленый квадрат хранил летнее тепло и благоухание цветущих роз.
Флёр сидела, опираясь о ствол дерева, на широком плаще своего спутника и наслаждалась вкусом сладких вишен, завершавших трапезу. Пища была принесена сюда в пузатой корзине с дугообразной ручкой, которую подал один из лакеев. Тут были горячие пирожки с мясом, вино, сладости и прочие лакомства, которых хватило бы на четырех человек. Все это появилось из-под накрывавшего корзину полотна после того, как Ив де Сен-Тессе привел Флёр через пустой, беззвучный дом в этот волшебный сад.
— А где обитатели этого дома? — осведомилась Флёр, вытирая пальцы влажным куском материи, тоже предусмотрительно положенным в корзину.
— Мне сказали, что у них есть виноградник и они поехали туда на сбор урожая, — ответил граф, лежавший на траве рядом с ней и наблюдавший за девушкой из-под полуопущенных ресниц.
Но прежде чем она смогла спросить, когда сеньор успел все это узнать и почему привел ее в такое уединенное место, он наклонился к ней так близко, что его дыхание заколыхало тонкие волоски у ее висков.
— Забудьте про этих почтенных бюргеров, удостоивших нас своим гостеприимством, малютка моя. Вы столь обворожительны, когда зелень ветвей вербы отражается в ваших глазах…
Твердый ствол за спиной мешал Флёр отодвинуться назад. Дыхание, сопровождавшее его слова, коснулось ее кожи словно крылья мотылька, и она невольно облизнула губы, а потом с трудом сглотнула слюну, хотя трапеза была уже давно позади.
Ее вдруг охватил страх. Голос рассудка твердил, что она должна его оттолкнуть, что ей следует, подобрав юбки, как можно быстрее бежать из этого очаровательного укромного уголка, неожиданно обретшего интимность будуара, что не годится сидеть с ним вот так рядышком без сопровождающей ее камеристки или кого-то другого, кто мог бы защитить ее репутацию.
Но говорил в ней и другой голос. Тот, который просто смеялся над всеми этими глупыми правилами приличия, который заставлял ее смотреть на сверкающие искры в его черных глазах, на след давно зажившего шрама, чуточку приподнимающего его правую бровь и придающего взгляду немного вопросительный и насмешливый оттенок. Голос, который подсказывал, что от его дыхания веет свежим вином из Сансерра, только что выпитым ими вдвоем. Голос, замолкший при взгляде на приближающиеся соблазнительные уста…
Флёр ощутила его объятие и опустилась на бархатную куртку. Через миг их губы встретились, и она утонула в море нахлынувших на нее ощущений. Флёр не пыталась выбраться из этого моря на спасительный берег, а целиком отдалась сладости этого первого страстного поцелуя, который касался ее губ, гладил, захватывал и открывал их.
Флёр не уклонялась и не сопротивлялась. Наоборот, какая-то внутренняя сила побуждала ее прижиматься к нему еще плотнее, отвечать на пламенную ласку с тем же пылом и наслаждаться пронизывающей сладостью, охватившей все ее тело.
То же самое прямо-таки детское доверие, которое она проявила, согласившись на эту прогулку с графом, руководило и ее последующими действиями. Целенаправленные и давно им отработанные приемы привели к тому, что ее корсаж вдруг оказался расстегнутым и его горячее лицо прижалось к ее телу между двумя соблазнительными полушариями.
— Как ты хороша, — хрипло прошептал Ив де Сен-Тессе. — Как сладка твоя кожа, как нежны губы.
