— Знаменательно? — Элизабет недовольно выпятила нижнюю губу. — Не знаю, насколько знаменательным это можно считать, но круг завершится, сомнений нет.
— Поговори с ним на балу.
— Я не хочу унижаться.
— Думаю, на известное унижение придется пойти вам обоим. Что ж, подожди, пока он пойдет на это первым.
— Николас не кажется мне человеком, который пойдет хотя бы на малое уничижение перед кем бы то ни было.
— Во имя любви приходится иногда приносить и такие жертвы.
Деликатный стук в дверь прервал их разговор, и, получив разрешение, в комнату для завтраков вошел дворецкий Элизабет.
— Прошу прощения, миледи, но к вам пришли с визитом.
Сэр Николас? — Элизабет подобрала упавшие ей на лицо пряди волос и в полной панике обратилась к сестре: — Я, кажется, не смогу принять его сегодня. О чем он только думает?
— Он думает, что ты провела столь же беспокойную ночь, как и он, — сказала на это Жюль. — И скорее всего ему покажется, что ты выглядишь очаровательно.
— Ноя, право… Хэммонд откашлялся.
— Простите мое вмешательство, миледи, но это не сэр Николас. Это женщина.
— Женщина? — Элизабет вздохнула. — Я никого не хотела бы сегодня принимать. Скажите ей, пожалуйста, что мне нездоровится.
— Она уверяет, что ей необходимо поговорить с вами о чем-то весьма деликатном и важном.
— Хэммонд, да скажите же, кто она такая? — нетерпеливо спросила Жюль.
— Мисс Годвин, — ответил Хэммонд с малым, но все же заметным оттенком неодобрения.
Лиззи и Жюль обменялись взглядами.
— Это становится интересным, — бросила Жюль с нескрываемым любопытством.
— Проводите ее в гостиную, Хэммонд. Мы присоединимся к ней буквально через несколько минут, — распорядилась Лиззи. — И велите кухарке приготовить поднос. Чай и пирожные, я полагаю, — показала она на тарелку с пирожными на чайном столе.
— Слушаю, миледи. Хэммонд исчез в мгновение ока.
— Любопытно, чего она хочет? — задала Лиззи риторический вопрос.
— Существует только один способ это узнать, — сказала на это Жюль.
Теодора Годвин стояла у окна и рассеянно смотрела на улицу. Высокая, стройная, одетая по последней моде, она выглядела великолепно. Не важно, что она всего лишь актриса. С ее внешностью она вызвала бы ревность у любой женщины.
— Мисс Годвин?
Элизабет вошла в гостиную. Жюль следовала за ней по пятам.
Актриса повернулась к хозяйке дома с немного нервной улыбкой.
— Позвольте вам напомнить — Тедди, — сказала она.
— Да, разумеется, Тедди. — Лиззи улыбнулась в ответ. — Вы, кажется, знакомы с моей сестрой?
— Мы познакомились в доме у лорда Торнкрофта. — Тедди кивнула Жюль: — Приятно видеть вас снова. — Она перевела взгляд на Элизабет: — Я рассчитывала поговорить с вами наедине.
— О, вы можете не обращать на меня ни малейшего внимания, — заявила Жюль, но Элизабет, бросив на сестру угрожающий взгляд, сказала:
— Сестра как раз собирается уезжать. У нее множество дел в связи с подготовкой к празднику.
— Я определенно могла бы остаться.
— Нет, нет, мы не должны тебя задерживать. Лиззи взяла сестрицу под локоток и уверенно повела к двери. Жюль шепнула сестре в самое ухо:
— Ты непременно расскажешь мне все в подробностях.
— Возможно.
Жюль обиженно нахмурилась, но тем не менее повернулась к Тедди со словами:
— У меня и правда куча дел. Всего доброго, мисс Годвин.
— Всего доброго, — весело ответила та.
Жюль обратила к сестре последний, полный надежды взгляд, разочарованно вздохнула и выплыла из гостиной. Лиззи плотно прикрыла за ней дверь.
— Она никогда не простит вам этого. Ваша сестра очень любопытна, — с улыбкой заметила Тедди.
— Она всегда была такой. — Элизабет подошла к дивану, села и жестом предложила сесть своей неожиданной гостье. — Но я вынуждена признаться, что в данную минуту разделяю ее любопытство.
Тедди присела на кончик ближайшего стула:
— Так вы удивлены тем, что я здесь?
— До крайности.
— По правде говоря, я и не думала заходить к вам, но вчера я забыла у Ники свой зонтик. Я только что побывала у него в доме.
— Вот как? — бросила Лиззи, изо всех сил стараясь напустить на себя самый равнодушный вид. — Ну и как он себя сегодня чувствует?
Тедди поглядела на нее очень внимательно:
— Это у вас плохо получается, вы не находите?
— Что у меня не получается?
— Играть несвойственную вам роль.
— Я не… — Элизабет запнулась, потом продолжила: — Некогда я хорошо владела этим искусством, стараясь быть такой, какой не была на самом деле.
— Это искусство вы утратили. Элизабет невольно рассмеялась.
— Оно стало мне ненужным. — Она наклонилась к Тедди. — Ну и как же сэр Николас?
— Ужасно. Просто беда. — Актриса покачала головой. — Я видела некоторое количество мужчин в тяжелом состоянии, но не в таком, как у него сейчас, о нет, далеко не в таком…
— Правда?
Элизабет просветлела лицом.
— Правда. Он всю ночь терзался своими переживаниями и сегодня пребывает в отвратительнейшем настроении, что сказалось на его внешности. Он выглядит так… — Она секунду подумала. — …будто его проволокли по мостовой следом за лошадью.
— Вы хотели сказать «за каретой»?
— Вот именно. — Тедди сдвинула брови. — Но я должна сказать, что вы тоже выглядите… как бы сказать… утомленной.
— Вы слишком любезны. — Элизабет поморщилась. — Я выгляжу, мне кажется, примерно так же, как Николас, то есть очень скверно, и чувствую себя соответственно.
— Он несчастен.
— Рада слышать. Мне крайне неприятно было бы сознавать, что несчастна только я.
— Он рассказал мне о вас обоих. Наверное, он не сделал бы этого, будь он в другом настроении, но сегодня утром он…
— Возмущен?
— О нет, как я уже вам сказала, он несчастен, настолько глубоко несчастен, что я сочла нужным прийти сюда и поговорить с вами сама.
В этом нет нужды. Я понимаю, что вела себя глупо, но что поделаешь, помочь я себе не могу. — Лиззи посмотрела актрисе прямо в глаза. — Видите ли, я его люблю.
— Так и должно быть. Я сама полюбила бы его, если бы он не был мне как брат. Иногда я жалела об этом. По-моему, Ники очень хороший человек.
Элизабет подумалось, что ее ревность не столь уж необоснованна.
— Вы только не волнуйтесь. — Тедди говорила и держалась с очевидной искренностью. — Он любит вас. Он любил вас с тех пор, как помнит себя. И смею сказать, всегда будет любить.
— Любил? — мягко переспросила Элизабет.
То, что Николас сказал о любви к ней другому человеку, имело для Элизабет огромное значение; на сердце у нее стало тепло.
