— Какое это имеет значение? Я все равно уезжаю из Лондона.
— Как ты можешь говорить об этом так легко?
— У меня нет другого выбора. Ты сам знаешь. — В гостиной, где их никто не видел, она отважилась взять его за руку. — Надеюсь, у тебя хватит благоразумия не встречаться завтра на рассвете с лордом Ротгардом.
— Я вижу, ты хорошо информирована.
— Тадеуш мне все рассказал. Я понимаю, что чувство долга заставляет тебя платить по счетам и возмещать другие убытки от выходок самозванца, но рисковать жизнью? Тебе не кажется, что ты жертвуешь слишком многим?
— Ситуация стала сложной.
— Неправда. — Расстроенная тем, что он так просто с этим смирился, она уперла руки в бока. — У тебя есть выбор. Если не придешь на дуэль, то рискуешь только честью. Если же примешь вызов, то либо умрешь, либо, если фортуна тебе улыбнется, будешь вынужден бежать из страны.
— Так и есть. — Вайльд кивнул слуге, принесшему поднос с чаем и бисквитами. — Пусть нас не беспокоят, — велел он ему.
— Да, ваша милость.
С любопытством поглядев на Миранду, парень поклонился и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой двери.
— Закрытые двери? Что вы, ваша милость! Что подумают слуги?
— Пусть идут к черту. — Он привлек ее к себе. — Я мечтал об этом с того самого момента, как открыл сегодня глаза и не обнаружил тебя рядом.
Он наклонил голову и припал к ее губам. Этот головокружительный поцелуй разом воскресил в памяти все события прошлой ночи.
Когда он ее отпустил, ей пришлось на него опереться, чтобы сохранить равновесие.
— Святые угодники…
Он прижался лбом к ее лбу.
— Я проснулся, а тебя не оказалось рядом. Очень неприятное ощущение.
— Мы это уже обсуждали. — Она провела ладонью по его щеке. — Так будет лучше, Вайльд. Я не смогу здесь жить в качестве твоей любовницы.
— А если бы я предложил тебе стать моей женой? Тогда бы ты осталась?
У нее перехватило дыхание.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего. Просто пытаюсь понять твою логику. — Он испустил глубокий вздох. — Я хочу, чтобы ты была рядом, только и всего.
— Понятно. Значит, ты сказал это, только чтобы посмотреть на мою реакцию. — Стараясь скрыть разочарование, она попыталась ему объяснить. — Дело не в том, что я не хочу быть с тобой. Я очень этого хочу. Но я не могу спать с тобой в обмен на еду и крышу над головой. Независимо от того, насколько красиво это будет обставлено, суть от этого не изменится — я буду шлюхой.
— А брачные узы все меняют?
Задетая сухостью тона, она отстранилась от него.
— Да, потому что тогда это будет означать, что я для тебя не просто женщина, которая согревает твою пустую холодную постель. Это будет означать, что ты хочешь, чтобы я носила твое имя и рожала тебе детей, чтобы я была с тобой в горе и в радости.
— Но я действительно этого хочу.
Нежность, с которой это было сказано, почти ее убедила. Почти.
— Видимо, не так уж сильно. — Она огорченно вздохнула. — Это ни к чему нас не приведет, Вайльд. Что ты решил по поводу дуэли?
Он спокойно отнесся к перемене темы.
— Мне ничего не остается, кроме как встретиться на рассвете с Ротгардом.
— Не смей даже думать о подобном безумии! Тебя же вчера там не было. Ты был со мной!
— Я помню.
Огонь, вспыхнувший в недрах его темных глаз, и хриплость в голосе служили ярким тому доказательством.
— Тогда скажи об этом Ротгарду. Или давай я скажу. Я единственная, кто может доказать, что ты действительно не присутствовал на той игре.
— Нет. — Он отрицательно покачал головой. — Я не стану жертвовать твоей репутацией, чтобы спасти свою честь.
— Моя репутация не стоит твоей жизни.
— Твоя репутация стоит многого, и я сделаю все, что угодно, лишь бы ее защитить. Этот самозванец — моя забота, а дуэль — следствие того, что я позволил всей этой канители затянуться слишком надолго. Если единственным выходом будет сразиться с Ротгардом на дуэли, значит, так тому и быть.
Она подошла вплотную к нему и отчетливо произнесла каждое слово, чтобы наконец до него достучаться:
— Послушай, Торнтон. Ты не должен позволить самозванцу снова выиграть, впутав себя в эту дуэль. Если ты погибнешь, он останется победителем.
— Если я не явлюсь, он все равно выиграет. Тогда мое доброе имя и гроша ломаного стоить не будет.
— Но если ты просто объяснишь…
— Я уже пытался. Ротгард рассмеялся мне в лицо. — На лице Вайльда заиграли желваки. — Никто не смеет так обращаться с Вайльдхевеном.
— А теперь ты ведешь себя как глупый упрямый мальчишка.
— Не более, чем ты. — Он приподнял брови. — Ты не хочешь становиться чьей-либо любовницей из-за того, что случилось с твоей матерью. А я, в свою очередь, не могу позволить надругаться над моей честью. Того позора, что принес нашей семье отец в свое время, хватит на многие поколения Матертонов.
— Я не хочу быть ничьей любовницей лишь потому, что хочу добиться в жизни большего, чем моя мать. Я хочу, чтобы мной дорожили.
— А я хочу, чтобы обо мне сложилось лучшее мнение, чем об отце, чтобы меня никто не сравнивал с ним. А этот самозванец как раз это и делает — заставляет людей думать, что я ничем не лучше отца. Что я не человек чести.
— Но если я останусь здесь с тобой, — мягко произнесла она, — то буду в точности как моя мать — любовницей. Собственностью. Наемным работником, которого в любой момент могут уволить.
— Если ты так считаешь, то зачем осталась со мной этой ночью?
Она долго смотрела на него, не желая верить своим ушам. В груди, там, где раньше было сердце, постепенно образовывалась пустота.
— А ты не знаешь?
— Нет, не знаю.
— Наверное, это было минутное помрачение. Или банальное любопытство. — Она часто заморгала, прогоняя наворачивающиеся слезы. — Пожалуйста, не дай этой дуэли состояться.
— Если Ротгард не примет мои извинения, то у меня не будет другого выхода.
Она шмыгнула носом, пряча глаза от его пытливого взгляда.
— То есть все, что от тебя требуется, — это просто извиниться?
— Если бы он согласился принять мои извинения, то да, но он этого не сделал. Поэтому мне ничего не остается, кроме как принять вызов.
— Но ты же можешь просто туда не явиться.
— Чтобы на мне поставили клеймо бесчестного подонка? Лучше умереть.
— У тебя есть все шансы.
— Я меткий стрелок.
— То есть ты скорее убьешь человека, нежели стерпишь позор? Боже, почему мужчины настолько тщеславны? — Она достала из сумочки платок и промокнула глаза. — Ты здесь ни при чем, — сообщила она самым надменным тоном, на который только была способна. — Просто что- то попало в глаз.