Мередит замерла на несколько мгновений, и Филипп упивался вкусом ее рта, ощущением податливой тесноты, охватившей его пальцы, представляя себе, как овладел бы ею по-настоящему. От этой мысли испарина выступила на его лбу, и, застонав, он еще сильнее приник к ее губам, двигая языком так, как хотел бы двигаться в ее теле, и одновременно дразня ее пальцами. Вдруг Мередит вцепилась ему в плечи, выгнула спину, и, прервав поцелуй, Филипп поднял голову и наслаждался зрелищем ее экстаза и ритмичным сжатием плоти вокруг своих пальцев.
Мередит глубоко вздохнула и, выпустив его плечи, откинулась на спину. Он тоже вздохнул и приподнялся на локте, жадно вдыхая опьяняющий аромат ее страсти и желая только одного – проникнуть в нее, слиться с ее телом, освободить себя от непереносимого возбуждения. Филипп закрыл глаза и скрипнул зубами.
Окутывавший Мередит чувственный туман медленно рассеивался. Она раньше никогда не чувствовала себя такой расслабленной и счастливой и даже не могла себе представить, что такое возможно. С трудом подняв веки, она повернула голову и замерла, увидев Филиппа. Он лежал на боку, подперев голову рукой, и казался совершенно неподвижным, если не считать мускула, мелко дрожавшего на щеке. Его взгляд, направленный на Мередит, обжигал как огонь. Он взял ее безвольную руку, поднес к губам и осторожно поцеловал ладонь, а потом прижал ее к своей груди – к тому месту, где бешено колотилось сердце.
Мередит внимательно разглядывала Филиппа. Его волосы были растрепаны ее пальцами, рубашка измята и наполовину распахнута, и, Господи помилуй, ей больше всего хотелось сейчас расстегнуть ее до конца, стянуть с его плеч и пальцами осторожно исследовать игру каждого мускула под загорелой кожей. Мередит перевела взгляд ниже и не могла не заметить его возбуждения, которого не скрывали свободные шаровары. Ей до боли захотелось прикоснуться к нему, избавиться от мешающей, ненужной одежды, разглядывать, трогать, почувствовать его внутри себя, разделить с ним самые глубокие, самые сокровенные ласки. И ведь он, очевидно, хотел того же, но все-таки что-то остановило его. В одно мгновение Мередит открылась пугающая правда, безжалостная, как пощечина: что-то, но не она. Она не хотела, чтобы он остановился. Хуже того – если бы тогда она могла говорить, она сама попросила бы его заняться с ней любовью.
Очарование рассеялось, и чувство вины и раскаяния охватило Мередит. Господи, о чем она думала? Нескольких мгновений оказалось достаточно, чтобы она забыла о чувстве долга и приличиях и чуть было не превратилась в такую женщину, какой боялась стать всю жизнь.
Резко отдернув руку от груди Филиппа, Мередит решительно села. С пылающими щеками она торопливо спрятала в корсаж обнаженную грудь, одернула задравшиеся юбки и мучительно ясно представила себе, как минуту назад лежала, широко раскинув ноги и выгнув спину, словно предлагая себя мужчине. Да, яблочко от яблони... Как ни старалась она забыть о своем происхождении, оно властно напомнило о себе при первом же серьезном испытании. Вероятно, ей следует поблагодарить Филиппа за его сдержанность, потому что у нее самой она, как оказалось, совершенно отсутствует.
А сейчас надо уходить! Немедленно. Пока она не сказала или не сделала что-то, чего нельзя будет исправить. Ведь даже сейчас, осознав всю неприличность своего поведения, она по-прежнему больше всего на свете жаждала его объятий и понимала, что стоит ему прикоснуться к ней, и она опять не сможет противостоять его нежности и желанию.
Глаза Мередит наполнились горячими слезами, и она сжала губы, чтобы не всхлипнуть. Торопливо и неловко она пыталась привести волосы в порядок и в панике оглядывалась вокруг в поисках своих шпилек. Обнаружив несколько, Мередит поспешно воткнула их в наскоро закрученный узел.
– Мередит, остановитесь. – Филипп взял ее за руки. Она постаралась выдернуть их, но безуспешно. Глубоко вздохнув, Мередит постаралась не поддаться подступающей панике.
Собрав остатки гордости, она взглянула ему прямо в глаза:
– Пожалуйста, отпустите меня. Я хочу уйти.
– Я вижу. Но я не хочу, чтобы вы уходили... так. Нам надо поговорить.
– Мне нечего сказать. Я могу лишь извиниться перед вами.
– За что, черт возьми?
– За... свое поведение. – Господи, она не может больше выдерживать его взгляд.
Филипп смотрел на нее серьезно и задумчиво, потом отпустил одну ее руку и осторожно убрал со щеки спутавшийся завиток волос.
– Господи, Мередит, вам не за что извиняться. Вы потрясающая. Если кто-то и должен просить прошения, так это я, но, видит Бог, я не хочу каяться. Единственное, что меня огорчает, – это то, что вы, очевидно, жалеете о происшедшем.
– Как же иначе? Это было ошибкой. Глаза Филиппа потемнели:
– Ничего подобного. Это было прекрасно! И неизбежно, учитывая влечение, связывающее нас. Возможно, все произошло слишком стремительно. – Он ласково провел пальцем по ее щеке. – Хотя я безумно хочу вас и не могу даже скрыть этого, я не собирался соблазнять вас сегодня вечером.
– В самом деле? – Мередит выразительно оглядела комнату. – Для чего тогда все эти приготовления?
– Для того чтобы ухаживать за вами.
– Во всем этом нет ничего приличного, Филипп. Мередит замолчала. Что тут можно сказать? Она знала об этом с того самого момента, как вошла в комнату. И все-таки осталась. Ей некого винить, кроме себя. Проклятие! Как приятно было бы переложить вину на кого-то другого. На него – но он ничего не взял у нее силой. Или на вино – но она выпила всего один бокал.
– Уверяю вас, что у меня были самые благородные намерения. Но когда вы оказались в моих объятиях, я забыл обо всем. – Филипп взял ее лицо в ладони. – Мередит, вы сводите меня с ума. Все в вас пленяет меня. Да, я очень хочу заняться с вами любовью, но я хочу и гораздо большего.
Мередит застыла и смотрела на него с ужасом. Его слова, его серьезное и взволнованное выражение, заверение, что он собирался ухаживать за ней, и упоминание о благородных намерениях... Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
Господи, неужели он собирается сделать ей предложение?
Борясь с паникой, Мередит вскочила на ноги. Отказавшись от мысли привести прическу в порядок, она торопливо оглядывала комнату в поисках своего ридикюля, охваченная единственным желанием – поскорее скрыться.
Филипп тоже поднялся и взял ее за плечи:
– Мередит, я...
Она заставила его замолчать, прижав пальцы к его губам.
– Не говорите ничего больше, – сказала она, стараясь казаться спокойной.
Непонимание и обида промелькнули в глазах Филиппа.
– Почему?
