Миранда взяла пакет из его рук, а он вышел из комнаты. Трясущимися руками она развернула бумагу. «Смерть Артура». Тот самый экземпляр, который она так жаждала заполучить в книжном магазине для джентльменов.
— Ох, Тернер, зачем ты привез эту книгу? Почему не оставить все по-прежнему, чтобы я могла ненавидеть тебя?
Прошел не один час после его ухода. Миранда стерла слезы с книги, надеясь, что не испортила дорогой кожаный переплет.
7 июня 1820года
Сегодня приехали леди Радленд и Оливия — они будут ожидать рождения «наследника», как все семейство Бевелстоков называет его. Врач не считает, что это произойдет раньше чем через месяц, но мать Тернера заявила, что боится опоздать.
Я уверена, они заметили, что мы с ним больше не спим в одной спальне. Конечно, для семейных пар это не является обязательным, но когда Бевелстоки были здесь в последний раз, мы с Тернером спали вместе. Теперь они, разумеется, недоумевают по этому поводу. Я уже две недели, как перенесла свои вещи в другую комнату.
Моя постель неуютная и холодная. Я ненавижу ее.
И даже предстоящее рождение ребенка меня не радует.
Следующие недели превратились для Тернера в кошмар. Ему приносили еду в кабинет — он с трудом мог иногда вынести лишь час за ужином, когда ему приходилось сидеть напротив Миранды. Кажется, он ее потерял. Какая нестерпимая боль смотреть в глаза жены и видеть в них пустоту!
Если она ничего больше не испытывала к нему, то Тернера обуревали разные чувства.
Он был в бешенстве — Миранда загнала его в угол, заставляя признаться в том, в чем он не был уверен.
Тернер злился на нее за то, что она осмелилась порушить их брак. По ее мнению, он не выдержал испытания, которое она для него приготовила.
Он чувствовал себя виноватым в том, что сделал ее несчастной. Его пугало, что он не может переиграть все заново.
Он злился на себя за то, что не мог попросту сказать ей, что любит ее. И еще он чувствовал себя ущербным, потому что не мог для себя окончательно решить, так ли это на самом деле.
Но большую часть времени Тернер страдал от одиночества, заброшенности и тоски по жене. Ему не хватало ее, ее остроумных замечаний и едких шуток. Он раз от разу натыкался на нее в коридоре и заставлял себя вглядеться в ее лицо, чтобы запечатлеть в душе образ той женщины, на которой женился. Но что-то уже изменилось. Миранда стала совсем другой. Казалось, что ей теперь все безразлично.
Его мать, приехавшая, чтобы присутствовать при рождении ребенка, пригласила его для разговора и сказала, что его жена почти ничего не ест. Он выругался себе под нос. Как она не понимает, что это вредит ее здоровью! Он не мог поговорить с ней и вбить ей в голову хоть немного здравого смысла. Тернер всего лишь распорядился, чтобы слуги получше следили за ее едой.
Они являлись к нему с докладом каждый день, обычно вечером, когда он сидел у себя в кабинете с бокалом бренди. Эта ночь не стала исключением — он уже перешел к третьему-бокалу, когда услышал резкий стук в дверь.
— Войдите.
К его огромному изумлению, вошла мать.
Тернер вежливо ей кивнул.
— Ты, вероятно, пришла, чтобы отчитать меня.
— И за что, как ты полагаешь, тебя следует отругать?
Он печально улыбнулся:
— Скажи сама. Уверен, что у тебя имеется длинный список.
— Ты виделся со своей женой последнюю неделю?
— Нет, кажется. А, подожди. — Он глотнул бренди. — Я проходил мимо нее пару дней назад. Во вторник, по-моему.
— Найджел, она на девятом месяце беременности.
— Представь, я это знаю.
— Ты ведешь себя безобразно, не уделяя ей внимания в то время, когда Миранда в этом особенно нуждается.
Он сделал еще глоток.
— Давай расставим все по местам — это моя жена не уделяет мне внимания. И не называй меня Найджелом.
— Черт возьми, ты хоть слышишь меня?
Тернер поднял брови, услыхав из уст матери ругательное слово.
— Поздравляю. Ты уподобилась мне.
— Отдай мне это! — Леди Радленд выхватила стакан из его руки. Янтарная жидкость расплескалась на письменный стол. — Ты повергаешь меня в ужас, Найджел. Ты ведешь себя так же отвратительно, как в годы, проведенные с Летицией. Ты злобный, грубый…
Она не договорила, потому что он схватил ее за кисти.
— Не советую тебе сравнивать Миранду с Летицией, — с угрожающими нотками в голосе произнес он.
— И не думала! Мне и в голову такое не могло прийти, — возмутилась леди Радленд.
— Вот и хорошо.
Он отпустил ее руку и подошел к окну, из которого открывался унылый вид, такой же, как и его настроение.
Мать помолчала, но потом спросила:
— Тернер, каким образом ты намерен спасти свой брак?
Он шумно выдохнул.
— Почему ты так уверена, что это должен делать я?
— Ради Бога, ты только взгляни на бедную девочку! Она ведь влюблена в тебя.
Он крепко сжал край подоконника.
— Последнее время я что-то этого не замечал.
— Ничего удивительного! Ты же неделями ее не видишь.
Тернер ничего не ответил, всем своим видом показывая, что не желает продолжать этот разговор.
Но леди Радленд была настроена по-иному.
— За несколько месяцев Миранда совершенно изменилась — в ней не узнать прежнюю счастливую женщину. Она была готова ради тебя на все.
— Мама, времена меняются! — отрезал он.
— Но их можно вернуть, — мягко, но настойчиво сказала леди Радленд. — Пообедай с нами сегодня вечером, прошу тебя.
— Уверяю тебя — со мной будет только хуже.
— Позволь об этом судить мне.
Тернер вздохнул. Может, мать права? Может, все— таки надо как-то уладить разногласия с женой?
— Летиция до сих пор присутствует в этом доме, — по-прежнему мягко заметила мать. — Освободись от нее. Дай Миранде излечить тебя. Ты же знаешь — она это сделает, если только ты предоставишь ей такую возможность.
Тернер почувствовал руку матери у себя на плече, но не обернулся — он слишком горд, а она может увидеть муку, исказившую его лицо.
Первый приступ боли застал ее за час до того, как она должна была спуститься к обеду. Потрясенная Миранда положила руку на живот. Врач сказал ей, что она родит не раньше чем через две недели.
— Что ж, кажется, ты появишься раньше, — тихо произнесла она. — Надо всего лишь пережить обед. Я голодна. Давно так не хотела есть.
Ребенок в ответ брыкнулся в утробе.
— Ага, вот ты как! — прошептала Миранда и улыбнулась. Это была ее первая улыбка за много недель. — Заключаю с тобой сделку. Ты дашь мне возможность спокойно поесть, а я обещаю не давать тебе имя вроде Ифигении.
